Антонио пытается возразить, прибегнув к обычной развязности, но боль берет свое. Ему удается лишь сказать:
— Только до тех пор, пока не поправлюсь.
Жуан кивает и опускает прохладную ладонь на горячий лоб Антонио.
— Мы постараемся обеспечить тебя всем необходимым.
Раны Антонио оказываются такими же упрямыми, как он. Сломанные кости и порезы заживают очень медленно. Когда он встает с постели, то качается, как на палубе корабля. Гнетущие воспоминания о походе и Хелине никак не отпускают.
Дни превращаются в недели, а недели — в месяцы. Не находя себе покоя ни в одинокой келье, ни во время прогулок вокруг монастыря, он начинает посещать мессы. Ритмичные песнопения, когда-то так ему досаждавшие, начинают успокаивать. Все острые углы постепенно сглаживаются.
Антонио находит покой в заведенном монастырском порядке, в молчании, царящем во всех залах и даже трапезных. Он не становится ярым христианином; он терпит присутствие Бога в своей жизни, как обычно смиряются с компанией назойливого и раздражающего, но все же любимого брата. Постепенно Жуан приучает Антонио к жизни в монастыре Святого Винсента, и Антонио обретает покой, о котором они оба молились.
Но потом по коридорам монастыря проходят рыцари ордена Христа.
54
Наши дни
Нью Йорк
Мара и Бен нервно улыбнулись друг другу через длинный блестящий стол, разделявший их в зале заседаний. В центре стола лежал свиток, как сияющая драгоценность, выложенная на черный шелк.
— Ты уверена? — спросил Бен.
— На все сто, — ответила Мара.
Она была убеждена в своей правоте; однако голос дрожал, ведь ей предстояли самые неприятные переговоры с весьма грозным противником.
— Тогда ладно. Просто пообещай, что позовешь меня при малейшем осложнении.
— Обещаю.
Бен обогнул стол и наклонился к ее стулу.
— Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — сказал он.
Протянув руку, чтобы поправить прядь волос, он дотронулся пальцами до ее щеки. Мара смягчилась и слегка наклонила голову, так что щека полностью легла в его ладонь. Ее накрыло волной спокойствия, хотя один-единственный день, совместно проведенный в Нью-Йорке, совершенно не внес ясности в ее чувства к этому человеку.
Пробили напольные часы.
— Тебе лучше уйти, Бен.
Он выпрямился и направился к выходу. Повернув ручку, он не открыл дверь, а обернулся, чтобы еще раз бросить на нее ободряющий взгляд.
Мара разгладила синий жакет и юбку, поправила крахмальный воротничок белой блузки, сменив черные дорожные ансамбли, в которых провела последние несколько недель. Она была готова к встрече.
В дверь постучал Джо. Услышав разрешение Мары, он распахнул одну створку и отошел. Появился виконт Томар.
Мара встала и протянула руку для приветствия. Виконт никак не отреагировал, в левой руке он держал плоский чемоданчик. Он так и не простил ее за то, что она вызвала его сюда. Как и за кражу самого ценного имущества.
Мара жестом пригласила виконта занять место напротив. Он продолжал неподвижно стоять и молчать. Но потом его взгляд переместился на центр стола, где лежал свиток.
— Это моя карта? — спросил он.
Мара видела, как он начал сжимать и разжимать правую руку, словно собирался подскочить к столу и схватить свиток. |