И это было, чертовски, весело!

 До боли весело!

 До смерти...

 Сосредоточиться и отстраниться? Зачем? Ведь есть способ лучше - взять и сойти с ума! Это же так просто! Нужно только продолжать смеяться и смеяться. И грань будет пройдена незаметно. Вот так можно обмануть отца. Сойти с ума, спятить, превратиться в бессмысленный овощ! Пускай тогда хоть иглы под ногти загоняет, хоть руки отрезает, ей уже будет плевать на все. Как же смешно, выход ведь лежал на поверхности...

 - Возьми себя в руки! - крикнул Артемка.

 Но Элла не собиралась прекращать свой истеричный хохот. Да она и не могла.

 "Ты не понимаешь, малыш! Я нашла выход!"

 И маски теперь смеялись вместе с ней, и гигантские сатиры возле стены захлебывались от хохота. Они понимали ее и поддерживали. Настоящие, настоящие друзья! Элле хотелось поблагодарить их, но это означало прервать путь к безумию. Ну, ничего, настоящие искренние друзья простят ее, если она не скажет им "спасибо".

 - Прекрати, прекрати, прекрати, Элла! - Артемка тряс ее за плечо.

 "Отстань, мальчишка! Мне бо-о-ольно! Бо-о-ольно, как ты не понимаешь?! Дай мне зайти за черту!"

 - Ночь сменяется рассветом, помнишь?!

 "Да, и я уже вижу рассвет! Он там за чертой, и он прекрасен!"

 Элла порывисто задышала, хватая ртом воздух, и снова захохотала. А потом сквозь сгущающийся туман безумия, услышала уже спокойный и немного жалобный голос Артемки:

 - Не оставляй меня, Элла. Вспомни Эльдара, Семена, Агату, мою маму. Вспомни их. Они придут на помощь, ты только потерпи и не оставляй меня. Пожалуйста, Элла...

 И она вспомнила. Вспомнила, как Агата, дрожа от страха, все же бросилась с газовым баллончиком на морбеста, защищая не только себя, но им ее, Эллу. Вспомнила, как Эльдар спасал ее весь этот проклятый день. Семена, с его решительным лицом. Он из тех, кто никогда не сдается. Анну, маленькую коренастую женщину, сумевшую убить в себе чудовище. Эти люди исчезнут, если переступить черту! Сотрутся из памяти!

 "Нет-нет, я не придам их. Они останутся со мной!"

 Элла тяжело задышала, то и дело всхлипывая. Истерика проходила, черта, за которой начиналось безумие - удалялась. Виноградная лоза и маски на колоннах застыли, как и положено каменным изваяниям. Сгустки тьмы попрятались по углам, куда до них не мог добраться свет.

 Боль нахлынула с новой силой, но Элла все же сумела улыбнуться Артемке.

 "Мой ангел хранитель. Он снова спас меня".

 Артемка улыбнулся в ответ.

 - Ты вернулась, Элла.

 - Да, я вернулась.

 Она хотела погладить его по голове, но боль наполнила руки расплавленным свинцом, приковав их к подлокотникам трона.

 Вдруг Элла услышала голос отца - глухой и какой-то вязкий. Слова будто всплывали зыбкими пластами из глубин темного омута:

 "Какая же ты упрямая, дочка. О-о-очень упрямая, и о-о-очень глупая. Терпеть такую боль... но зачем? Боишься стать иной? Ты даже не знаешь, каково это... каково это... каково..."

 Слова отца обволакивали сознание Эллы ядовитым туманом. Этот голос был с ней на протяжении всей ее жизни. Он рассказывал ей сказки - да-да, Черномор мог отлично, с театральным мастерством рассказывать сказки! В юности - читал нравоучения. Она помнила этот голос и гневным, и добрым. И насмешливым и печальным.

 Но он никогда не был ядовитым, как сейчас.

 В сознании Эллы слова отца окрашивались в бледно желтый с синюшным оттенком цвет, какой бывает у трупных язв.