Джордино лениво вздохнул, расстегнул ремень, передвинулся к приборной панели и передал Питту список проверочных вопросов.

— Читай.

Питт читал по карточке, а Джордино отвечал.

— Опережение зажигания?

— Двадцать процентов, в пределах нормы, — ответил Джордино.

— Уровни смеси?

— Проверены.

Питт продолжал зачитывать скучные, но обязательные вопросы, а сам то и дело поглядывал на море всего в пятидесяти футах под ним. Наконец он дошел до последнего пункта на карточке.

— Клапаны центрального крыльевого бака и переключатели подачи топлива?

— Закрыты и отключены.

— Все, — сказал Питт, смял карточку и бросил за плечо на пол кабины. — Больше это никому не понадобится.

Джордино склонился к приборам и показал:

— Звезды у горизонта прямо по курсу… они бледнеют.

Питт кивнул.

— Это туман.

Зловещее пятно вскоре наползло на черную линию горизонта. Питт постепенно сбрасывал скорость, пока спидометр не показал сто двадцать узлов.

— Волшебный миг, — тихо сказал Питт. Он на мгновение заглянул в темные глаза Джордино: его друг не улыбался, его лицо оставалось спокойным и невозмутимым.

— Поверни закрылки на сто градусов, — сказал Питт. — Потом ступай к остальным и веди себя, как скучающий трамвайный кондуктор.

— Буду развлекать их своими лучшими анекдотами. — Джордино перегнулся через кресло второго пилота и держал рычаг в положении "включено", пока шкала прибора не показала сто градусов. — Пока, приятель. Увидимся после посадки.

Он сжал руку Питта и вышел из кабины.

Дул боковой ветер, Питт чуть повернул С-54, чтобы компенсировать снос. Самолет снизился еще на несколько футов, и Питт отчетливо разглядел в ярком свете посадочных огней гребни волн. Он предпочел бы сажать самолет без огней, но это было невозможно. Еще рано, снова и снова мысленно повторял он. Еще три мили. Он за доли секунды может посадить самолет, но в тумане инерция грозит унести его далеко от цели. Скорость упала до ста пяти узлов. "Легче, малышка, еще рано". Питт сосредоточился на том, чтобы ровно держать крылья: если конец крыла заденет воду, самолет превратится в гигантскую карусель. Он еще больше снизился и провел самолет в промежуток между волнами, собираясь сесть на склон одной из них и использовать этот склон, чтобы смягчить удар. Когда самолет коснулся воды, пропеллеры за гондолой двигателей поднимали высокие столбы пены и густой туман начал окутывать кабину.

Словно далекий раскат грома, только громче. Круглый красный запасной огнетушитель сорвался с крепления, пролетел над плечом Питта и ударился в приборную панель. Питт едва успел опомниться, а самолет, словно брошенный камень, уже подскочил над водой и опять ударился о нее алюминиевым брюхом. Потом нос ткнулся в большую волну, и С-54 резко остановился в середине огромного всплеска.

Питт ошеломленно смотрел на туман сквозь покрытое каплями ветровое стекло. Он посадил самолет. Машина мягко поднималась и опускалась на волнах. Она могла плыть — несколько минут, а быть может, и несколько дней в зависимости от того, сильно ли повреждено брюхо. Питт громко выдохнул и расслабился, с удовлетворением отмечая, что аккумуляторы выдержали толчок и кабина внутри по-прежнему освещена. Он выключил зажигание и посадочные огни, чтобы поберечь аккумуляторы, сорвал ремень и прошел в главный салон.

Люди теперь выглядели гораздо увереннее. Кроухейвен первым похлопал его по спине. Остальные выразили свое одобрение свистом и аплодисментами. Все, кроме пяти "котиков". Те уже готовили снаряжение, снимали оружие с предохранителей и проверяли готовность друг друга.