Лола улыбнулась.

— Ты прекрасно споришь, Настенька, но мне надо идти. Давай, ты принесёшь мне свои стихи, и мы продолжим наш разговор.

Настенька уходила возбуждённой и довольная собой. Пусть для немногих людей, но ей удалось высказаться, отстаивать свою точку зрения. День прошёл не зря.

Притирка

Евгений Николаевич приехал в Москву по приглашению. Он печатал уже свои стихи и рассказы в разных центральных изданиях, но всегда это было связано с большими трудностями чисто технического плана — он жил далеко от Москвы. На частый вопрос, почему до сих пор не опубликовано то или иное его творение, друзья по литературе, работавшие в Москве, отвечали:

— Ты пойми, жил бы ты в Москве, так давно бы всё опубликовал. Тут ведь часто от присутствия зависит. Бывает, нужен срочно материал, не будешь же тебе в Ялту звонить, когда нужно сейчас, сегодня? Ищешь кого-то на месте. Так что переезжай в Москву.

Василий Григорьевич Пеньков работал главным редактором одного из московских издательств. Он познакомился с Инзубовым в Ялте, когда тот приходил в дом творчества Литфонда приглашать писателей на встречу с учёными в институте «Магарач». Молодой энергичный и, как выяснилось, пишущий человек понравился Пенькову, и он предложил Евгению принять участие в конкурсе на должность заведующего редакцией. Почему именно на эту должность?

Да потому, что для переезда в Москву нужно разрешение на прописку даже при обмене квартиры, которую собирался сделать Евгений Николаевич. Но с пропиской в столице дело обстояло очень строго, и разрешение могли дать при условии наличия письма Комитета по печати, подписанного на уровне не ниже заместителя министра. А Комитет мог дать такое письмо на человека, проходящего по конкурсу на должность не ниже заведующего редакцией.

— Вот такой расклад дел, — сказал в заключение своих пояснений Пеньков.

— Хочешь? Можешь попробовать своё счастье в конкурсе.

Инзубов согласился и приехал в Москву, когда Настенька только узнала о том, что страшный СПИД обошёл её стороной. Встреча была радостной. Они весело обсуждали предстоящий конкурс. Настенька убеждённо говорила, что за Евгения Николаевича должны все проголосовать, так как все, конечно, увидят, что он такой умный.

На что Инзубов, смеясь, говорил:

— Не в уме дело, Настенька. Встречают-то всегда по одёжке.

— Ну, тут у вас всё в порядке, — заметила Настенька, глядя на серебристого цвета строгий аккуратный, подогнанный по фигуре костюм ялтинца.

— Надеюсь, но и не в этом суть. Меня пригласил на конкурс главный редактор. Это, я думаю, имеет решающее значение, если, конечно, он не приглашал и других. Однако я не переживаю, поскольку, если и не изберут, ничего страшного — работа у меня есть, и Ялту свою я люблю. Хочется, конечно, перебраться в Москву, но не так, чтобы смертельно. Друзья советуют для более тесного общения с редакциями.

Но Инзубов по конкурсу прошёл почти единогласно. В кабинет, где заседала конкурсная комиссия, его пригласили третьим из претендентов. Евгений Николаевич, входя, был совершенно спокоен. Ещё до начала работы комиссии, когда он встретился с главным редактором в кабинете, чтобы засвидетельствовать своё появление, Пеньков спросил его:

— Боишься?

— А чего бояться? — Удивился Евгений Николаевич. — Корову что ли проигрываю? Или кто бить собирается?

— Ну-ну, — ухмыльнулся Пеньков, — смелый, значит.

Комиссия была небольшая, из семи человек. Инзубову предложили сесть посреди комнаты на стул.