Сказать, что Евгений Николаевич и сейчас был спокоен, было бы неверно. Внешне — да, этого отнять было нельзя. Но внутри начинало всё клокотать.

Что же это за город такой, что уже написали в министерство, хотя ничего ещё им не сделано в Москве? Какой криминал в том, что он устроился на работу?

Мало ли таких приезжает? И другое, о чём он тут же спросил в ответ на вопрос министерского представителя:

— Насколько мне известно, вчера или позавчера вышел указ о том, чтобы не рассматривать анонимные жалобы. Он что, не действует?

— Да, — ответил представитель, — но это письмо поступило раньше и потому мы обязаны его разобрать.

— Ну, а что тут разбирать, собственно? Пригласил меня для участия в конкурсе главный редактор. Были ещё другие претенденты. Комиссия проголосовала за меня. Вот и вся история. В чём проблема? В чём меня обвиняют?

— Давайте вы будете отвечать на мои вопросы, а не я на ваши, — твёрдо сказал представитель.

«Конечно, — подумал Евгений Николаевич, — молодой, но уже занозистый.

Работает в министерстве под чьим-то крылом и чувствует себя богом».

Вслух сказал:

— Так что же нужно от меня? Может я плохо работаю? Не выполняю обязанности? Есть основания считать меня профессионально непригодным? Есть или нет? — обратился он уже непосредственно к директору. — Герман Захарович, у вас есть претензии ко мне по работе?

Директор, сидевший как бы в стороне, встрепенулся, отвечая:

— Нет-нет, Евгений Николаевич, по работе претензий нет.

Министерский работник поднял кисть руки останавливающим жестом:

— Минутку. Евгений Николаевич, где вы работали до издательства?

— Я думаю, вам уже говорили и в деле есть сведения, что я работал в Ялте. Но, если хотите, я принесу вам сейчас некоторые мои публикации для знакомства? Они как раз у меня в кабинете.

— Да, пожалуйста.

Евгений Николаевич вышел и через минуту принёс стопку книг и журналов, которыми занял весь стол, рассыпав их веером.

— Вот сборники научных трудов, которые я редактировал, вот журналы с моими публикациями, вот книги с моими рассказами.

— Вы член Союза писателей? — Спросил представитель, немного опешивший от количества различных изданий, оказавшихся на столе в связи с вопросом об Инзубове.

— Нет, не вступал пока, но важно ли это?

— В какой-то степени да, поскольку у нас есть ещё письмо и от одного известного литератора.

— Ах, вот что, тогда начинаю понимать, чем объясняется ваше пристальное внимание ко мне.

— Об этом говорить сейчас не будем. Мне всё ясно. Спасибо. — И обращаясь к директору: — Можем отпустить Евгения Николаевича?

— Да, конечно.

Собрав книги и журналы, Инзубов вышел. Картина ему стала яснее ясного. Поэты, чьи стихи он не пропустил, начали действовать.

Прошло ещё несколько дней работы, когда директор издательства заглянул в редакцию Евгения Николаевича и, поинтересовавшись, всё ли у них хорошо, как бы в шутку, глядя на заведующего, произнёс:

— А под кем-то кресло качается.

Евгений Николаевич рассмеялся в ответ:

— Если подо мной, то это не страшно. И упаду, так не ушибусь. Я привык качаться на стуле.

— Ну-ну, — пробормотал директор и вышел.

Спустя некоторое время, потраченное на подготовку рукописей книг — дело то, в общем, было знакомое, исключая детали, Евгений Николаевич был опять вызван директором к себе.