Губы лежащего дрогнули, глаза приоткрылись. Он застонал, шевельнулся, потом в лице его появилось осмысленное выражение.

— Шерлок!.. — прошептал он. — Что это? Что такое со мной было?

— Ничего. Помрачение. Уже прошло, — ответил Холмс, своей тенью заслоняя голову товарища от солнца. — Полежи немножко, и пойдём.

— Ты иди. — Клей провёл языком по воспалённым губам, затем его взгляд упал на открытую флягу. — Для чего ты это? Зря. Иди один, я не дойду. Не могу.

— Нет, можешь. — Шерлок чувствовал, что у него начинает сильно кружиться голова, но подавлял головокружение, делая над собой неимоверные усилия. — Джони, ты пошёл из-за меня, со мной.

Я дойду с тобой вместе, или мы оба не дойдём. Надо идти. Тебе больно?

— Нет.

Джон вдруг улыбнулся. Его глаза ожили, он привстал.

— Кажется, пройду ещё сколько-нибудь. Эта капля воды вернула мне силы. А ты пил?

— Да, — солгал Холмс. — Тоже чуть-чуть. Там ещё осталось.

— Тогда закрой флягу.

Шерлок завинтил крышку, встал, отыскал и поднял револьвер, протянул его Джону.

— Нет, — тот покачал головой. — Оставь лучше у себя. В минуту малодушия я могу снова с собой не совладать.

— Брось! Я и секунды не верил, что ты застрелишь меня.

— Секунду не секунду, а в какой-то момент верил, не то не врезал бы мне. Возьми, пожалуйста. Я в тебя не выстрелю, а вот сам в себя, возможно, могу. Если опять станет так же паршиво!

— Ну, у тебя и мысли! Ладно, давай револьвер.

Они прошли милю или полмили, и вдруг у Клея опять началась рвота, а потом кровь хлынула из носа и рта. Он шёл, стирая её ладонью, сплёвывая, ничего не видя перед собой, потому что и в глазах его плясали кровавые круги.

Увидев, что он споткнулся и едва не упал, Шерлок подошёл и, молча взяв его исхудавшую бессильную руку, обвил вокруг своего плеча.

— Я сам! — прохрипел Джон. — Пусти!

— Меньше разговаривай! — сквозь зубы сказал Шерлок, теснее прижимая его к себе и чувствуя, как от тяжести обмякшего тела растёт боль в его собственной спине, в коленях, в плечах.

К вечеру он уже не вёл, а почти нёс на себе товарища.

Впереди показались какие-то скалы, и когда стало темнеть, беглецы дотащились до них и упали у подножия одной из скал.

Ветра не было, вокруг стояла совершенно немыслимая, мёртвая тишина. Солнце садилось в красноватую дымку, и горизонт казался размытым, будто кровь заката, стекая с неба, впитывалась в землю.

Шерлок снял с пояса флягу, открыл её и протянул товарищу:

— Пей.

Джон сделал над собой ужасное усилие и качнул головой:

— Нет. Сначала ты...

Холмс поднёс флягу к губам и спокойно вскинул голову. Но вода лишь коснулась кончика его языка, он не наклонил флягу сильнее. Его горло дрогнуло, как будто он сделал большой глоток, и вот Шерлок уже оторвал жестянку ото рта и тыльной стороной ладони отёр губы, а затем языком слизнул с руки воображаемую влагу.

Подвергнув себя этой жестокой пытке, он опять подал флягу Клею.

— Пей. До конца, всё, что осталось.

Джон приник губами к горлышку и почти мгновенно осушил флягу. Воды хватило на один полный глоток и ещё на половину глотка.

Уронив пустую флягу, молодой человек некоторое время сидел, прислонившись спиной к скале, потом вдруг закрыл лицо руками, и плечи его задрожали.

— Перестань, Джони! — попытался упрекнуть его Шерлок. — Ну что с тобой творится? Пусть это была последняя вода, но завтра в полдень, даю тебе честное слово, мы будем возле реки, а может быть, выйдем и к озеру. Эти скалы есть на карте, я помню их. Теперь нам осталось пройти только пятнадцать миль. Всего пятнадцать миль, Джон!

— Я не о том! — чуть слышно прошептал Клей.