|
Может быть, я ошибаюсь; но мне кажется, что эта глава будет менее утомительна, если я дам ей форму совершенно драматическую. А посему, прерывая мой рассказ, прошу почтенных читателей превратиться в почтеннейших зрителей и вообразить, что перед ними театральный помост, на котором происходит нижеследующее:
Довольно опрятная комната, оклеенная зелеными обоями. По стенам висят эстампы в почерневших золоченых рамках, шпага без темляка и шляпа с белым плюмажем. Между двух окон покрытый красным сукном стол, заваленный бумагами. В одном углу несколько полок с толстыми книгами. Перед столом широкие кресла, обтянутые черной кожей, которая прибита по краям гвоздями с медными головками. На креслах сидит Алексей Андреевич Зорин, в бухарском халате, тафтяном зеленом наглазнике и красных, шитых золотом сапожках. Подле него с бумагами стоит секретарь.
Зорин (подписав одну бумагу). Ну что, Андрей Пахомыч? Что говорят присутствующие о деле Анны Степановны Слукиной? Ведь оно на будущей неделе пойдет в доклад.
Секретарь. Да что, ваше высокоблагородие, — советник все еще ломается, никаких резонов не принимает! А когда я стал ему докладывать, что, в силу сепаратного указа тысяча семьсот восемьдесят первого года, можно дать резолюцию в пользу челобитчицы, вдовы, статской советницы Слукиной, так он понес такую околесную, что и сказать нельзя: и новые, дескать, указы уничтожают силу предыдущих, и случайное де изменение закона, сделанное не в пример другим и в пользу одной особы, не может служить основанием для судейского приговора, и то, и се. Вот я было намекнул ему, что штрафа бояться нечего: во-первых потому, что палата во всяком случае может отозваться, что судила по крайнему своему разумению, а во-вторых потому, что всякое денежное взыскание будет обеспечено со стороны просительницы; но лишь только я это вымолвил, как он закричит!.. Господи, Боже мой! Верите ль, ваше высокородие, не знал, куда деваться!
Зорин. Чудак!.. Хорошо, хорошо. Я с ним сам об этом поговорю. (Дверь из лакейской потихоньку растворяется.) Кто там?
Секретарь. Андрюшка сапожник.
Андрюшка (в синем сюртуке и кожаном фартуке. В одной руке шило, в другой сапожное голенище). Приехал Николай Иванович Холмин.
Зорин. Проси. А ты, братец, Андрей Пахомыч, подожди покамест в столовой. Быть может, у нас завяжется серьезный разговор. Ведь он крестный отец Варвары Николаевны.
(Секретарь кланяется и выходит в боковые двери.)
Холмин (входя в комнату). Здравствуйте, Алексей Андреевич!
Зорин (идя к нему навстречу). А, почтеннейший! Добро пожаловать! Какими судьбами?.. Прошу покорно! (Подвигает стул.)
Холмин (садясь). Давно хотел с вами повидаться. Ну что, как поживаете?
Зорин. Плохо, батюшка, Николай Иванович, плохо! Когда хозяйки нет в доме, так какое житье?
Холмин. Хозяйки нет — так что ж? Вы, Алексей Андреевич, не в таких еще годах, чтоб вам оставаться вдовцом. Я думаю, вам и пятидесяти нет.
Зорин. Да... с небольшим.
Холмин. Так за чем же дело стало? Неужели за невестою?
Зорин (улыбаясь). Невеста, быть может, и найдется...
Холмин. Вот что? Поздравляю! А кто, если смею спросить?
Зорин. Полноте, почтеннейший! Полноте подшучивать! Чай, вы давным-давно знаете.
Холмин. Право нет.
Зорин. Да перестаньте! Как вам не знать? Вы у них человек свой.
Холмин. У кого, Алексей Андреевич?
Зорин. Да хоть у Анны Степановны.
Холмин. Слукиной? Так вы на ней хотите жениться?..
Зорин. И, нет, батюшка! Анна Степановна ни за кого не пойдет замуж, да и на что ей? Вот дело другое — девица безродная, без отца, без матери...
Холмин. Как? Так дело-то идет о моей крестной дочери?
Зорин. Что ж вы этому так удивились, Николай Иванович? Конечно, мы с ней не ровни...
Холмин. |