Наш мир сильно изменился после нашествия поглотителей. Прекрасные сады превратились в пыль, оставшись только на гобеленах, барельефах и в нашей памяти. Тучные стада испепелили молнии и унесли ужасающие штормы. Виноградники завалило камнепадами и накрыло оползнями. Наши прекрасные города обрушились в бездонные пропасти. У нас не осталось ничего. Только страх. Только тоска. Только голод. Чтобы выжить, мы неотступно подчиняемся правилам, и готовы на всё, чтобы так и продолжалось. У нас есть поговорка: «Если ты не следуешь закону, закон последует за тобой на край света!»
Народную саламандровую мудрость я решил не комментировать.
– Это истина, ведь вы здесь, – добавил он.
– Я ваших законов не нарушал, – не согласился я.
– Это не так, – возразил Последний.
– Никогда не был в вашем мире, – высказал я последний аргумент.
– Это не имеет значения, – отрезал саламандр.
Я взял кубок и залпом выпил. Думал, что прибавится храбрости, но нет, поджилки тряслись всё сильнее.
Последний так же неотрывно смотрел на меня через стол.
– Закон гласит, что ученик получает от учителя мудрость, опыт и знания. Их связь крепка, они обмениваются жизнями. Поэтому, не только учитель ответственен за ученика, но и наоборот.
– Какое наказание браконьера ждёт? – тихо спросил я, поняв, куда он клонит.
Ящер взял со стола здоровенный кусок сочного окорока и вцепился в него зубами, разбрызгивая мутный сок. Он явно тянул время, наслаждаясь моей беспомощностью и страхом.
Я ждал. Кусок больше не лез в рот. Чтобы не смотреть, как Последний двигает челюстями, я перевел взгляд на источник. Вода двумя потоками огибала террасу, на которой мы сидели, и низвергалась в колодцы по бокам от лестниц.
Прожевав и посчитав, что с меня достаточно, он заговорил.
– Закон гласит: «В Тринадцатом Тёмном Объединенном мире каждое живое существо имеет право на достойную смерть».
И что? Хотел закричать я, но сдержался.
– Тот, кто лишит существо такой возможности, должен сам потерять право, которым дорожит.
На этот раз вытерпеть было тяжелее. Лишение мифического права? Я уж заволновался. Тоже мне наказание. У меня и прав-то никаких нет, кроме смерти за источник магии. Мне настолько полегчало, что я снова зачавкал.
– Пока не понимаю, какого права вас лишить, – сознался Последний. – Не могу принять решение, не узнав вас, поэтому и пригласил на обед. Чтобы понять, чем вы дорожите!
Давай, понимай. Думал я, отправляя в рот ветчину. Тарелка быстро опустела, так что я перешёл к другому блюду. На длинной овальной тарелке лежал ящер, похожий на саламандра, сидящего передо мной, только маленького и без бороды.
Я оттолкнул посуду, но Последний пристально наблюдал за мной, и выражение его морды не предвещало ничего хорошего.
– Евлампий рассказал вам о застольных традициях?
– Да.
– Он упомянул, что хозяин и гость должны вкусить друг друга, чтобы понять один другого?
– Нет, – задрожал я.
– Я так и думал, – медленно вымолвил Последний. – У големов ни ума, ни вкуса. Они не понимают, насколько это важно!
Саламандр проглотил последний кусок окорока, гладя на меня. Я понял, другого выхода нет. Отрезал ящерице хвост и укусил. Холодное мясо, кислое и одновременно пресное. Почти безвкусное, если не считать горечи.
– Хорошо, – похвалил Последний, – но понимание будет поверхностным, если не разобраться в себе.
Саламандр взмахнул рукой. Блюдо с ящерицей поднялось в воздух и полетело через стол. Одновременно, в мою сторону парила тарелка, из которой ел высший судья.
Я ждал, затаив дыхание. На посуде, приземлившейся на стол, лежало маленькое тельце, похожее на меня, только без ошейника. |