|
Если разрыв произойдет по инициативе Уотербата, то и она сама, и миссис Герет, и Оуэн еще могут быть счастливы. Эти вычисления Фледа не доверила бы бумаге, однако они сказались на общем балансе ее сантиментов. Она, ко всему прочему, была так оригинально устроена, что, решительно отказываясь воспользоваться ошибкой Оуэна и даже осуждая ее и стремясь поскорее завуалировать, в то же самое время способна была ею упиваться, как ни противоречило это ее сожалениям, что такая оплошность была допущена. Беды, правда, не случилось, потому что он, милый ее недотепа, интуитивно знал, с кем такую оплошность допустить позволительно, и, как ни больно ей было видеть его в полном смятении чувств, для нее наградой служило сознание, что он не допустил такого промаха с какой-нибудь мерзкой, коварной особой, которая сей же час его погубила бы, совершив ошибку куда более непростительную. Их бдительно оберегаемый проступок (она тешила себя фантазией, что это и ее проступок тоже) был чем-то вроде опасного, но любимого живого существа, которое она изловила и могла теперь держать у себя — живым и безобидным — в клетке собственной страсти и смотреть на него и говорить с ним хоть весь день напролет. Она надежно упрятала его под замок к той минуте, когда из окна наверху вновь увидала в саду миссис Герет. И, увидев, немедля пошла вниз ей навстречу.
Глава 10
Фледа уже поняла, какой линии ей держаться, и знала, что сказать; на террасе с крашеными горшками она первая, не дожидаясь вопроса, принялась докладывать: — Цель его визита очень проста: он приехал потребовать, чтобы вы безотлагательно все упаковали и отослали обратно — лучше первым же поездом. Прогулка по «задней дороге», судя по всему, оказалась для миссис Герет утомительной: ее измученное лицо сделалось почти белым. Какая-то язвительная небрежность промелькнула в ее восклицании «Вот как!», после чего она поискала глазами, куда бы сесть. Все это выглядело как порицание такого хода вещей, когда усталую почтенную леди на пороге дома встречают эдакой новостью; но Фледа хорошо понимала, что, вороша в течение минувшего часа всевозможные варианты, как раз на такой поворот событий ее приятельница то и дело неизбежно натыкалась. Под конец короткого, хмурого дня, который с утра был сырым и безветренным, вдруг выглянуло солнце; терраса смотрела на юг, и скамейка с чугунными ножками и подлокотниками в виде сучковатых ветвей спинкой прислонялась к самой теплой стене дома. Владелица Рикса опустилась на нее и обратила к юной компаньонке свое прекрасное лицо, на котором читалась готовность выслушать все, что бы ей ни сказали. Почему-то именно сей изысканный сосуд ее внимания заставил девушку особенно разволноваться из-за того, что ей предстояло туда опустить. — Прямо-таки ультиматум, а? — сказала миссис Герет, поплотнее запахнув на себе накидку. — Да, точнее не скажешь! — рассмеялась неожиданно для себя Фледа. — На мой слух здесь звучит угроза применения силы и прочее в том же роде. — Вот именно угроза применения силы — принудительное воздействие, так это, кажется, называется. — Какого рода принудительное воздействие? — пожелала уточнить миссис Герет. — Судебное, разумеется, вы же понимаете! Выражаясь его языком, это значит напустить на вас законников. — Он так выразился? — Казалось, она говорила о чем-то любопытном, но к ней отношения не имеющем. — Именно так, — подтвердила Фледа. Миссис Герет на миг призадумалась. — Что мне законники! — бросила она беспечно. Сейчас, в лучах багровеющего зимнего заката, уютно, почти по-домашнему устроившись на скамейке — только плечи ее чуть приподнимались да накидка была плотно запахнута, словно ей стало зябко, — миссис Герет излучала такое самообладание, такую решимость противостоять любым непредвиденным коллизиям, что для Фледы это было, пожалуй, внове. |
