И плачется и верится едва,

и нет ни простоты, ни воровства.

Была война. А мы остались дома.

Мюнхгаузену, знаменитому вспоминальщику

Барон, вы в том же домике

с цветком на подоконнике

или переехали в другое государство?

Все по приезде в Бельгию

по магазинам бегали –

я ж вас найти пытался.

Барон, судьба изменчива,

но с вами та же женщина

живет и гладит брюки?

Когда я был в Голландии,

мы сами брюки гладили,

щадя тем самым женское достоинство подруги.

Не знаю, с той ли дамою,

но книгу ту же самую

читаете вы на двадцать восьмой странице?

Когда я был в Уэльсе,

с каким то пэром спелся,

который убеждал меня вас посторониться.

Забыть мне вас советовал,

и только после этого

я понял, что вас нечего искать по заграницам,

что вы все в том же домике

с цветком на подоконнике

и булки хлеба крошите воронам и синицам.

Каникулы

В мазутной радуге закат

взойдет на хлипкие мостки,

где в пачке сигарет «Дукат»

есть избавление от тоски.

И дрожь слабеющих сетей

утихнет в трепетных руках.

И руки жалобных детей

сожмут пульсацию в висках.

И милиционер с бомжом

рассыплют бисер на газон.

И в кислород как вор с ножом

влетит стремительный озон.

Кто возгорание людей

наукой точной объяснит?

Какой отъявленный злодей

преодолеет боль обид?

Как популярный крепдешин

за габардином встанет в строй

под шум автомобильных шин

произведя самопокрой?

Когда черемуховый цвет

сминает снежная сирень,

то горя нет, и счастья нет,

но длится яблоневый день.

И незастывшая латунь

течет в расплавленную медь.

И в месяц отпуска июнь

вселился розовый медведь.

Мама в августе

Бродит август по Даниловскому рынку,

залезает глазом в глиняную крынку,

отражаясь в молоке, что подороже,

вдруг на миг становится моложе.

Закатившись тихо в заросли укропа,

все лежит, почти что до озноба

вспоминая о траве нездешних улиц,

о цветных камнях в желудках куриц.

Впрочем, мы с тобою тоже бродим,

на лотках что то знакомое находим.

Будто это все когда то было…

Только мамка ко столу купить забыла.

У тебя сегодня снова день рожденья.

Георгины, эти страшные растенья,

я внесу и в главной комнате поставлю,

с ними вместе на всю ночь тебя оставлю.

Чтоб ты понял, горько плача под сурдинку:

твое сердце, даже сердца половинку

с той поры, как в первый раз его разбудят,

охранять потом никто не будет.

Именинник

С пьянки гулянки – в ночь по черному ходу,

разбредаясь по лестницам, как на длинной дороге,

аукаясь между собой, прислоняясь к стенкам,

слушая разных друзей разговоры звуки,

склоняясь на миг над какой нибудь жуткой бездной,

жалеть, что не время исполнить арий заморского гостя,

бренча стеклопосудою по коленкам,

влачиться ко дну под тяжестью сумок сеток,

глядеть чересчур напряженно себе под ноги,

различить, что на них до сих пор домашние тапки,

но в конце концов ты выбрался на природу,

на дворик детских площадок, спортивных клеток,

что давно уже кружишь по над смешною поляной,

не ищешь скамейки бросить усталые кости,

не сгребаешь кусты акаций себе в охапки,

на пути к качелям во тьму выпрямляя руки,

что движешься по песочку, чудной до боли,

переступая холодные тени огромных веток,

что вспомнил много зряшного, а в итоге

отозвался на голос: на птичий, на бесполезный,

и теперь стоишь под какой то звездой, без шапки,

разминувшись со всеми, один на великой воле,

подойдя к столбу стояку, решив – деревянный,

едва не плача, почуяв, что тот – железный.