Эми пересчитала камни кромлеха. Их количество подтверждало рассказ Эша. Она подошла к отдельно стоящему камню.

— Такое объяснение ей больше по нраву, — заметила Мэгги.

— Но тогда все становится менее таинственным, не находите?

— Уверена, что здесь есть глубокий смысл.

— Конечно. Я тоже в этом уверен.

Они сели в машину Эша и принялись за бутерброды, запивая их чаем из термоса.

— Надеюсь, вы не забыли принести мне дневник? — спросила Мэгги. Эта мысль не покидала ее в течение всего дня.

— Нет, не забыл. — Эш достал его из бардачка. — И я хочу вам кое-что показать.

Он открыл страницу, которая была почти пуста, если не считать нескольких названий трав, записанных в самом верху.

— Что вы видите?

Мэгги взяла дневник и поднесла его к окну. Не увидев ничего особенного, она пожала плечами.

— Смотрите.

Эш взял у нее тетрадь и прижал свою ладонь к нижней части страницы. Минуту спустя он убрал руку, и стало заметно, что половина страницы исписана карандашом, хотя и очень блекло и почти неразборчиво.

— Но как это?

— Думаю, здесь какой-то фокус с карандашным графитом и химическими реактивами. На одних страницах ей удалось сделать записи невидимыми, на других — не очень.

— Теперь понятно, почему я все время нахожу новые тексты на страницах, которые просматривала раньше.

— Видимо, кое-что вы сумели разглядеть просто потому, что дневник лежал в теплом и влажном месте или же вы оставляли его раскрытым на свету. Так или иначе, вы найдете там больше, чем думали.

— А вы прочитали его целиком?

— Для этого у меня было слишком мало времени. Я как раз собирался попросить... Хотя, наверное, вы захотите скорее получить его назад — особенно после того, как я показал вам этот маленький фокус.

— Да уж наверное, — пробормотала Мэгги, успевшая погрузиться в скрытый прежде текст.

— Будьте осторожны, — сказал Эш, — Штука сильная.

— Да.

Будьте осторожны.

Почему же я так напугана? Я ведь очень предусмотрительна.

Может, я боюсь А.? Или боюсь этого ремесла, что соблазняет меня? Все мои мысли ему посвящены. И хотя у меня полно других дел, я всегда думаю о ремесле, только о ремесле и возвращаюсь к нему, и когда мне открывается столько чудесных вещей, разве я могу иначе? Чудесные вещи, так и громоздятся одна на другую.

И если я могу делать добро с их помощью, это самое лучшее.

Но А. мучит меня и говорит, что я играю и не верна избранному пути. Почему я позволяю ей так обращаться со мной? Зачем слушаю? Но она говорит, что я еще не достигла развилки на своем пути, а это предстоит каждому, как говорит А. Потом она льстит мне и уверяет, что я должна подойти к развилке в начале моего пути, потому что я такая и разэтакая. Ведь именно на развилке я должна принять РЕШЕНИЕ.

Улучив несколько спокойных минут, Мэгги читала и перечитывала новые страницы дневника, которые показал ей Эш. Рецептов мазей и притираний, равно как и списков целебных растений, было множество, но куда притягательнее казались излияния автора о дурных предчувствиях и ее странные отношения с неведомой А. Мэгги не понимала значения этих абзацев, полных тревоги и раздражения, но ощущала, что в какой-то степени они обращены и к ней. Временами они казались эхом ее собственных сомнений, и все же, подобно автору дневника, она чувствовала непреодолимый соблазн в открывающихся ей тайнах, спрятанных между строк.