Изменить размер шрифта - +
Все это время этот свет прерывался двумя темными линиями, тенью сапог Пола, который охранял меня снаружи. Но очевидно, даже личному гвардейцу Великой Княжны дозволялось спать. Энциклопедия информировала, что я живу в Санкт-Петербурге, а именно в Зимнем Дворце.

Что насчет Тео? Если он существует в этом измерении, он, возможно, будет в Соединенных Штатах, или, может быть, в Нидерландах, откуда происходят его родители. Моё сердце падает, когда я понимаю, что в мире, где самые быстрые путешествия происходят по железной дороге, Тео ни за что не доберется до меня сегодня или завтра, или даже через несколько недель. Зная о знаменитой жестокости русских зим, очень возможно, что он не доберется до весны. Даже если он умудрится доехать до Санкт-Петербурга, как он сможет добиться аудиенции с Великой Княжной?

Всё хорошо, говорю я себе. Ты найдешь Полковника Азаренко завтра. В любом случае, здесь Пол. Тебе больше никто не нужен.

Мой ум наполняется мыслями о Поле. Как я могла совершенно не понимать его?

— Другими словами, — говорила я. — Ты пытаешься доказать существование судьбы.

Я помню эту сцену так же отчетливо, как и в тот день. Тео якобы выгоревшей футболке RC Cola. Пол в одной из своих непримечательных серых футболок, которые, как я знала, он носил только потому, что не догадывался, как они подчеркивали его мышцы. Я заправляла волосы за уши, пытаясь выглядеть и чувствовать себя такой же взрослой, как они. Все мы вместе в большой комнате, окруженные мамиными растениями и летним теплом, льющимся из открытой двери на веранду.

Я шутила, говоря о судьбе, но Пол медленно кивнул, как будто я сказала что-то умное.

— Да. Именно.

Хотя я знала, что Тео считал идею глупой, она меня заинтриговала. Каждый раз, когда физические обсуждения вокруг меня от сложных формул переходили к утверждениям, которые я понимала, я хваталась за них. Поэтому я села рядом с Полом за радужный стол и сказала:

— Как это тогда устроено? Судьба?

Он склонил голову, стесняясь меня даже после года, в течение которого он практически жил в моём доме. Но, как любой ученый, он был так поглощен идеями, что не мог долго о них молчать. Он сложил свои большие ладони так, что они соприкасались кончиками пальцев, держа их передо мной, как образ зеркала.

— Шаблоны повторяются из измерения в измерение. Эти шаблоны отражают определенные резонансы…

— И у каждого человека свой собственный резонанс? — я думала, что это я уловила.

Он улыбнулся, осмелев. Улыбки Пола были редкими, почти неуместными для кого-то настолько массивного, жесткого и серьезного.

— Правильно. Поэтому, похоже на то, что те же группы людей снова и снова находят друг друга. Не всегда, но гораздо чаще, чем предполагает теория вероятности.

Тео, сидевший на другом конце комнаты, погруженный в свои формулы, состроил гримасу.

— Слушай, братишка, если ты напишешь такую теорию и добавишь числа, ты брильянт. Когда ты переходишь к этой ерунде насчет души-и-судьбы, ты топишь свои тезисы. Серьезно, ты хочешь встать перед ученым советом и защищать это?

— Прекрати к нему придираться, — сказала я Тео. В то время я была слишком очарована идеей Пола, чтобы выслушивать даже рациональные возражения. — Здесь у всех могут быть самые дикие теории. Мамино правило.

Тео пожал плечами, уже слишком погрузившись в свою работу, чтобы спорить дальше. Однако Пол смотрел на меня так, словно был благодарен за защиту. Я поняла, как близко мы сидим, ближе, чем обычно, и моя рука почти касается его, но я не отодвинулась.

Вместо этого я сказала:

— Так судьба создает математику, или математика создает судьбу?

— Недостаточно данных, — сказал Пол, но я догадывалась, как сильно он хотел верить в судьбу.

Быстрый переход