- Джеффри, все готово для казни?

      - Да, господин.

      - Сообщите всем, что казнь состоится в два часа пополудни. Теперь доложите, какие у нас потери?

      - Семеро убито и девять раненых, сэр - ответил Дик, - из них пятеро убитых и трое раненых - мои люди.

      - Твои люди - отличные бойцы, Дик! Они еще раз показали всем, как умеют сражаться англичане! Но самое главное, что их смерть была не напрасна - она оправдана нашей победой!

      - Вы хорошо сказали, сэр! Я передам ваши слова моим парням.

      - Сколько пленных?

      - Где-то два десятка, сэр!

      Услышав эту цифру, я криво усмехнулся. У меня осталось столько же солдат, способных держать оружие, сколько было захвачено пленных.

      - Том, держи письмо от маркиза. В нем он приказывает своим людям снять осаду. Пусть один из твоих парней переправит его в лагерь противника.

      - Будет сделано, сэр!

      - И еще. Палача нашли?

      - Среди людей Черного Дика, господин. Джон Милтон. Малый из Суссекса. Одно время он был подручным у городского палача.

      - Это тот парень, у кого борода лопатой, а в бою предпочитает секиру?

      - Он, сэр!

      - Сам вызвался?

      - Он столько раз хвастался своим ремеслом, что ему сам Бог велел показать, на что он способен.

       На небе сияло солнце, но особого удовольствия от хорошей погоды, как и от своей победы, я не испытывал. Настроение было испорчено предстоящей казнью. В отличие от собравшихся здесь людей, сцена казни абсолютно не вызывала в моей душе ощущение праздника. Хотя казни в эту эпоху были своего рода спектаклями, с понятным для всех нравоучением: "будешь убивать, грабить или предавать - с тобой случиться то же самое". К тому же муки и страдания преступника в какой-то мере возвышали в своих глазах бедный люд, придавленный нищетой, бесправным положением и налогами.

      Суть предстоящей процедуры была проста: преступник с петлей на шее, закрепленной другим концом за зубец замка, сбрасывался с крепостной стены, которая выступала в роли своеобразного эшафота. Предателей, со связанными сзади руками, сначала выстроили в ряд, а затем поставили на колени. Весь простой народ - старики, женщины и солдаты, сейчас теснились толпой на крепостной стене по левую сторону от преступников, в то время как правая сторона была предоставлена благородной части населения замка. Отдельно стояла графиня в окружении служанок и камеристки. Недалеко от них, с несколько потерянным видом, стоял ее возлюбленный. Чуть дальше находился я, со своими телохранителями и офицерами.

      На лицах зрителей был написан живейший интерес к происходящему. Некоторые из солдат с нездоровым любопытством вглядывались в лица смертников, хотя знали этих людей не один месяц. Если с нашей стороны слышались, время от времени, отдельные реплики, то солдаты и челядь, сбившись в толпу, говорили громко, иные грубо шутили, не стесняясь и не боясь задеть чувства осужденных. Но как только палач закончил надевать петли на шеи обреченным на смерть и отошел в сторону, чтобы освободить место лучнику, взявшему на себя обязанности священника, наступила тишина. Парня выбрали на эту роль из-за того, что он когда-то был служкой в деревенской церкви. С торжественным выражением лица тот стал медленно обходить одного смертника за другим, читая короткую молитву о спасении души, а заканчивал фразой по-латыни, видно оставшейся в его памяти с того времени:

      - Мир вам, дети мои! Аминь! - после чего давал целовать серебряное распятие, взятое им на время из замковой часовни.