Подобные мысли подняли мое настроение, и я, перестав мучиться всякой ерундой, стал с интересом наблюдать за дальнейшим представлением. Три всадника выехали вперед и остановились перед самым рвом. Солнечные блики на блестящих доспехах, разноцветные плюмажи на шлемах, красочные гербы на щитах и попонах лошадей на фоне выстроенного за их спинами войска, все это выглядело нарядно и красиво, внушая при этом уважительный страх. Даже, несмотря на легкий осадок горечи, лежавший где-то в глубине души, я с удовольствием разглядывал эту красивую картину. Вот один из рыцарей чуть поднял руку, и по его жесту из рядов свиты выехало два человека. Трубач и оруженосец. После того, как трижды чисто и звонко прозвучал сигнал трубы, оруженосец громко закричал во все горло:

      - Наша всемилостивейшая госпожа Беатрис ди Бианелло, графиня Каносская, ваши верные вассалы приветствуют вас!!

      Только отзвучали эти слова, рыцари, жестами полными достоинства, сняли шлемы и взяли их в левую руку, после чего, приложив правые руки к нагрудникам, склонили головы в низком поклоне. Люди на стенах радостно заулюлюкали при виде столь элегантного проявления почтительности, а графиня смущенно зарделась, но в следующую секунду гордо выпрямилась и не без некой торжественности подняла руку. За ее спиной тут же запела труба, и, вторя ей, заскрипели цепи опускаемого моста. Впрочем, в этот момент мои мысли всецело были заняты решением загадки: каким образом Чезаре Апреззо смог войти в число трех рыцарей, вассалов графини Беатрис ди Бианелло? Когда мы встретились взглядами, как он, так и я, сделали вид, что не знаем друг друга. Его неожиданное появление вызывало неприятные ощущения, так как означало конец моей свободе.

      Нехотя я досмотрел представление, в которое входил торжественный въезд в замок, а также личное изъявление покорности каждого из дворян своей госпоже. Три десятка человек, стоя во дворе и на крепостных стенах, то радостно кричали, то восторженно ахали во время всей этой процедуры. Тем временем войска принялись разбивать лагерь за стенами замка. Я уже спускался со стены, когда под скрип колес и цокот копыт, в крепость стал втягиваться небольшой обоз с продовольствием, который народ приветствовал даже с большим восторгом, чем своих освободителей. К этому времени графиня вместе с окружившими ее вассалами успела удалиться во дворец. Я же отправился в казарму, дожидаться обеда.

      Но не успел я пропустить стаканчик вина, как появился слуга, передавший приказ графини срочно явиться в парадный зал. Пришлось повиноваться. Зал был красочно убран, на накрытом столе стояли холодные закуски и вино. Графиня, сидевшая на почетном месте во главе, оторвалась от оживленного разговора с одним из своих дворян и представила меня своим вассалам. Ее короткая речь содержала похвалу в мой адрес, но была произнесена столь отстраненным и прохладным тоном, что он больше подходил для сурового выговора, чем для благодарственной речи. Это было замечено всеми без исключения, поэтому знакомство и обмен любезностями не затянулись. После горячего, когда был утолен первый голод, я посчитал, что моя миссия выполнена и, попросив разрешения удалиться, был отпущен графиней.

      Я вернулся в казарму, где солдаты приветствовали меня криками, громкими, но невнятными из-за набитых ртов. Ничего удивительного в их жадности не было, если учесть, что последние двое суток люди в замке получали только по порции жидкой похлебки и маленькому куску солонины в день. Сказав незамысловатый тост, я выпил с ними бокал вина, после чего ушел к себе. В программе праздника был поздний ужин, на котором графиня будет благодарить и награждать своих верноподданных, поэтому я решил немного отдохнуть перед торжественным приемом.

      Только закрыл за собой дверь комнаты, как в нее осторожно постучали.