|
Он задал этот вопрос. – Он умер. Мои родители умерли. Автомобильная катастрофа десять лет тому назад. – Откидываюсь на спинку стула, ожидая, что повиснет неловкая пауза. Его реакция может быть какой угодно. Молчание. Рука, прижатая ко рту. Он может задохнуться от наплыва чувств.® Издать восклицание. Сменить тему. Проявить нездоровое любопытство. Рассказать о еще более ужасной катастрофе, в которую попала тетушка друга его друзей. Одна девушка разразилась слезами. Я смотрела, как она всхлипывает, и искала для нее бумажный носовой платок. Но… странно как-то. Никакой неловкости не возникло. Сэм не отвел взгляда. Не стал прочищать горло, ловить ртом воздух или заговаривать о другом. – Оба одновременно? – наконец тихо спрашивает он. – Мама умерла на месте. А отец на следующий день, – горько улыбаюсь я. – Но я не попрощалась с ним. Он не пришел в сознание. Я давно поняла, что улыбка – единственный способ сохранить самообладание при таких беседах. Официант приносит кофе, и несколько мгновений мы молчим. – Мне очень, очень жаль. – Я пережила это. – Голос у меня спокойный. – Мы стали жить с дядей, он стоматолог, а тетя – ассистентка стоматолога. Они воспитали нас – меня и моих младших братьев. Так что… у меня все хорошо. Все хорошо. Стараясь избежать его взгляда, помешиваю капучино и отпиваю глоток. – Это многое объясняет, – наконец говорит Сэм. Его сочувствие невыносимо. Я не способна выносить ничье сочувствие. – Ничего это не объясняет, – отрезаю я. – Это случилось много лет назад. Все в прошлом, я взрослая и справилась с этим, понятно? Так что вы не правы. – Это объясняет, почему вы придаете такое значение зубам. – О. Туше. – Да, я хорошо знаю об уходе за зубами. Сэм вгрызается в печенье, я пью капучино. Через минуту-другую создается впечатление, будто мы подошли к логическому концу, и я жду, что Сэм попросит счет, но он неожиданно говорит: – Мой друг потерял мать, когда мы с ним учились в колледже. Я многие ночи разговаривал с ним. Ночи напролет. Знаю, каково это. Это нельзя пережить. И нет никакой разницы, «взрослая» вы или нет. Не предполагалось, что он снова заговорит об этом. Многие быстренько и с облегчением меняют тему. – А я пережила, – жизнерадостно говорю я. – И обо всем забыла. Сэм кивает, словно мои слова не удивляют его. – Да, именно так он и говорил. Другим людям. Знаю, вам приходится это делать… Вы умеете держаться, но это трудно. Улыбайся. Продолжай улыбаться. Не встречайся с ним взглядом. И неожиданно к глазам подступают жаркие слезы. Черт. Черт. Такого не случалось долгие годы. – Не смотрите на меня так, – яростно бормочу я и пялюсь в стол. – Как «так»? – тревожится Сэм. – Так, будто вы все понимаете. Прекратите. Просто прекратите. Делаю глубокий вдох и отпиваю воду. Поппи, ты идиотка. Ты не позволяла себе так разнюниться с… Даже не вспомню, с каких пор. – Простите, – говорит Сэм. – Я не хотел… – Нет! Все хорошо. Мне пора. Попросим счет? – Конечно. – Он подзывает официанта, а я достаю блеск для губ, и через минуту ко мне возвращается самообладание. Пытаюсь заплатить за ланч, но Сэм отказывается, и в конце концов мы платим пополам. – Ну вот. – Медленно подталкиваю к нему телефон. – Спасибо. Было приятно познакомиться с вами и все такое. Но Сэм не обращает внимания на телефон. Он смотрит на меня, и во взгляде его столько сострадания, что я готова запустить в него сахарницей… Если он опять заговорит о моих родителях, так и сделаю. |
