Спрашивал мягко: «Кто? Кто прячет украшения? У кого есть табак? Кто дал этой женщине таблетку для ребенка? Кто?» Жаркого никогда никому не обещали, но аромат его постепенно развязывал языки. Конечно, дубинкой можно было добиться того же, или ударить в промежность, но с бараниной было… элегантней. Да.
— Кис-кис, — звал Дуссандер.
Уши кота повернулись на голос. Он приподнялся, потом, словно вспомнив о давнем пинке или о спичке, опалившей его усы, снова сел на задние лапы. Но скоро подойдет.
Дуссандер нашел способ борьбы с кошмарами. Способ, который, в принципе, не сильно отличался от надевания на ночь эсэсовской формы… но давал больше власти. Дуссандер был доволен собой, жаль, что не додумался до этого раньше. Он подумал, что должен благодарить мальчика за этот новый метод успокоения, за то, что тот показал ему, что ключ к ужасам прошлого был не в отрицании, а в размышлениях, и даже иногда в чем-то типа дружеского объятия.
Это правда, что до неожиданного появления мальчика прошлым летом, кошмарные сны долго не тревожили его, но он считал сейчас, что тогда это был трусливый компромисс с прошлым. Пришлось отказаться от части себя самого. И вот теперь он снова стал самим собой.
— Кис-кис, — звал Дуссандер.
И улыбка появилась на ею лице, добрая улыбка, ободряющая, улыбка всех стариков, кто однажды не только преодолел все сложности жизни и оказался в безопасном месте практически невредимым, но даже приобрел некую мудрость.
Кот поднялся с задних лап, секунду помедлил и потрусил через оставшуюся часть двора с грациозностью рыси. Он поднялся по ступенькам, последний раз бросил на Дуссандера недоверчивый взгляд, прижал изодранные облезлые уши и начал лакать молоко.
— Вкусное молочко, — говорил Дуссандер, натягивая резиновые перчатки, которые все это время лежали у него на коленях. — Хорошее молочко для хорошего котика.
Он купил эти перчатки в супермаркете. Стоял в очереди в кассу, и пожилые женщины смотрели на него одобрительно, даже задумчиво. Эти перчатки рекламировали по телевидению. У них были манжеты, а сами такие эластичные, что в них легко можно поднять монетку.
Дуссандер погладил кота по спине зеленым пальцем, говоря что-то успокаивающее. Спина стала изгибаться в ритме поглаживания.
Миска уже почти опустела, когда он схватил кота. Зверек отчаянно боролся за жизнь, выкручивался, брыкался, кусал резину. Его тело извивалось, как гибкий хлыст, из стороны в сторону, и Дуссандер не сомневался, что если бы коту удалось добраться до него зубами или когтями, он бы победил. Это был старый волк. «Рыбак рыбака видит издалека», — подумал Дуссандер с улыбкой.
Держа кота на почтительном расстоянии от себя, с гримасой боли на лице, Дуссандер открыл ногой дверь и вошел в кухню. Кот орал, извивался и рвал резиновые перчатки. Звериная треугольная голова рванулась и зубы вцепились в зеленый палец.
— Противный котик, — сказал Дуссандер с упреком.
Дверца духовки была открыта. Дуссандер швырнул туда кота. Раздался звук рвущейся ткани, когда когти кота отцепились от перчатки. Дуссандер захлопнул дверцу коленом, вызвав болезненный приступ подагры. Но все равно он улыбался. Тяжело дыша, почти задыхаясь, прислонился на секунду к духовке, опустив голову. Духовка была газовой. Он редко ею пользовался, готовя лишь странные блюда из телевизионных передач, а вот теперь — убивая бездомных котов.
Очень тихо из газовых горелок доносилось царапание и мяукание рвущегося наружу кота.
Дуссандер повернул рукоятку на 500°. Послышался звонкий хлопок, когда зажглись два ряда газовых горелок. Кот перестал мяукать и заорал. Его крик напоминал… да, детский. Крик маленького мальчика от сильной боли. От этой мысли Дуссандер улыбнулся еще шире. Сердце колотилось в груди. |