— Хантер? Какого черта…

— Это все мама. Она заняла взаймы у них. У нее в последнее время туго с деньгами.

— Да, я догадывался об этом, — сочувственно произнес Роули. — Хотел бы ей помочь, но не могу.

— Я не хочу, чтобы она занимала у Дэвида.

— Успокойся, старушка. Чек может выписать только Розалин. И, в конце концов, почему бы и нет?

— Почему бы и нет? Ты говоришь, «почему бы и нет», Роули?

— Я не понимаю, почему Розалин не может время от времени оказывать кому-нибудь финансовую помощь? Старый Гордон поставил нас всех в дурацкое положение, когда умер, не оставив завещания. Если это все объяснить Розалин, она сама будет определять, кому надо оказать помощь.

— Ты уже занимал у нее?

— Нет… ну… со мной иное. Я ведь не могу пойти к женщине и просить у нее денег. Мне не нравится это.

— Неужели ты не видишь, что я не хочу быть обязанной Дэвиду Хантеру?

— Но ты ему ничем не обязана. Это не его деньги.

— На самом деле наоборот, ведь Розалин у него под каблуком.

— Да, пожалуй, ты права, хотя в общем-то это незаконно.

— Ты… одолжишь мне денег?

— Послушай, Линн… Если б ты действительно была в затруднительном положении, в долгах, если бы у тебя вымогали деньги, я смог бы продать землю или скот, хотя это тоже было бы совсем нелегко. Потом, я держусь на плаву только благодаря ферме. Когда не знаешь, какой следующий шаг предпримет это чертово правительство — подножки на каждом шагу, документы порой заполняешь до полуночи — этого и так многовато для одного человека.

— О, я знаю, — с горечью произнесла Линн. — Если б только не убили Джонни…

— Оставь Джонни в покое! — заорал Роули. — Не надо говорить об этом!

Она ошеломленно уставилась на него. Его лицо покраснело и налилось кровью. Казалось, он был вне себя от ярости.

Линн повернулась и побрела к Уайт-хаус.

— Неужели ты не можешь их вернуть, мама?

— О чем ты говоришь, Линн, дорогая! Я сразу же пошла в банк. А затем расплатилась с Артурсом, Бодгэмом и Небвортом, последний еще вдобавок меня сильно распекал. О, моя дорогая, у меня прямо камень с души свалился. Я не спала долгие ночи. И потом, Розалин все прекрасно поняла и была очень любезна.

— И теперь, — горько произнесла Линн, — ты будешь к ней ходить все время.

— Я не думаю, дорогая, что в этом будет необходимость. Я буду очень экономной, ты же меня знаешь. Хотя, конечно, сейчас все так дорожает. И становится все хуже и хуже.

— Да, и мы опускаемся все ниже и ниже. Становимся попрошайками.

Адела вспыхнула.

— Я не думаю, что ты имеешь право так говорить, Линн. Я объяснила Розалин, что мы все зависели от Гордона.

— А не должны были. Не должны. Неудивительно, — добавила Линн, — что он нас презирает.

— Кто нас презирает?

— Этот мерзкий Дэвид Хантер.

— Право, — с достоинством произнесла миссис Марчмонт, — я не понимаю, какое нам дело до того, что думает о нас Дэвид Хантер. К счастью, его не было в Фурроубэнке сегодня утром, иначе я бы сказала, как он действует на свою бедную сестру. Она ведь совершенно у него под каблуком.

— В самый первый день моего возвращения домой, мама, ты, между прочим, сказала; «Если он, конечно, ее брат». Что ты имела в виду, мама?

— А, ты про это, — миссис Марчмонт была слегка смущена.