Изменить размер шрифта - +

Однако она не называла свой талант чем-то столь банальным или очевидным, как “Сила” или “Дар”. Она называла это Джинджербред.

Бабушка закончила рассказывать мне эту историю и встала, чтобы приступить к работе.

- Ты единственный человек, которому я когда-либо рассказывала об этом, - сказала она. - Я никогда никому ничего не говорила.

- Даже маме?

- Даже твоей маме. - Она посмотрела на меня. - Обещай, что никому не скажешь ни слова.

- Обещаю, - сказал я и на мгновение задумался. - Зачем ты мне это рассказала?

Бабушка улыбнулась.

- О, я не знаю. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, в тебе тоже есть способность оживлять хлеб.

Я вскочил со своего места.

- В самом деле? Ты научишь меня как это сделать?

Она рассмеялась.

- Думаю, это можно устроить.

Рецепт был довольно прост. Странные жидкости в экзотических маленьких коричневых бутылочках оказались ванилью, экстрактом какао, кленовым сиропом и, как ни странно, лекарством от кашля. Маленькие круглые конфеты можно было купить в любом магазине, где продавали украшения для тортов. Все, что мне нужно было сделать, это добавить все это в лепешку или тесто для пончиков, перемешать и спеть песню.

Она разрешила мне прямо там попробовать пару раз , и это сработало. Она даже дала мне список основных команд - отдельные слова из песни, - которые будут управлять созданиями.

Это осталось нашей тайной. И, верный своему слову, я никому не сказал; даже маме, даже Джимми.

Однажды ночью, несколько недель спустя, перед тем, как лечь спать, я услышал легкий стук в окно. Я перекатился на кровати, раздвинул шторы и увидел маленькую мучную запеченную лошадку, которая смотрела на меня, царапая стекло. Смеясь, я открыл окно, схватил лошадь и съел ее.

Через пару дней, когда мама и Джимми ушли в магазин на несколько часов, я быстро сделал свое маленькое животное. У меня не было никаких формочек, и животное не было похоже ни на что, но оно двигалось. Я просмотрел свой лист с написанными командами и отослал животное, но оно так и не добралось до бабушки. Мои методы управления еще не были настолько хороши.

Впрочем, я продолжал работать над этим, и со временем стал весьма опытен. Я не использовал формочки для печенья или пудинга, а вместо этого лепил свои собственные фигуры. Я отправлял создания из теста к бабушке, а она переделывала их, добавляла что-то, убирала и отправляла обратно мне, измененных, но все еще узнаваемых.

Только однажды у меня случилась неприятность - печеньки-циклопы, которые сбежали от меня и сновали по дому, выбегая на улицу, - но я не сказал об этом бабушке.

 

Бабушка умерла, когда мне было девятнадцать. Сердечный приступ, так сказал доктор. Мама была той, кто нашел ее; она лежала на полу своей кондитерской, ее лицо было покрыто белой мучной пудрой, а на столе над ней лежал наполовину свернутый лист теста. Очевидно, она умерла, когда готовила пончики и пирожки для утренних покупателей.

Это были похороны в открытом гробу, и мне, как члену семьи, пришлось просидеть весь день возле ее безжизненного тела, пока мимо проходили скорбящие. На этот раз скорбящие были правы: она действительно выглядела спокойной в смерти. Но я не мог находиться так близко к ней. Сидя там, я все время вспоминал, какой она была. Я снова видел ее, когда она впервые рассказала мне о Джинджербред, а ее лицо улыбалось и было счастливым.

Выглядеть спокойным было не то же самое, что выглядеть живым.

Я плакал. И я не мог перестать плакать.

Мы похоронили бабушку и молча поехали домой. В конце недели я поехал в ее кондитерскую, чтобы все позакрывать и привести вещи в порядок.

На столе у двери стояли маленькие коричневые бутылочки для  Джинджербред.

Я стоял и смотрел. Мне пришла в голову одна идея. Безумная, отвратительная идея.

Быстрый переход