Глава 10

Бо возобновил командование «Смельчаком» с рвением, окончательно убедившим всю команду в том, что он полностью оправился от болезни. Серинис давно перестала тешить себя надеждой, будто он помнит их близость. Пробудившись после кризиса и обнаружив Серинис в каюте, да еще в своей постели, Бо вновь прибег к ухищрениям молодожена, стремящегося уговорить девственницу жену изведать с ним радости супружества. Осыпая ее настойчивыми поцелуями, он обещал быть нежным и уверял, что, как только первая боль утихнет, она испытает наслаждение. Продолжая умолять, он словно невзначай развязал тесемки ворота ее ночной рубашки, и Серинис стало совершенно ясно, что Бо выздоровел и ничуть не утратил прежний пыл. Его льстивые речи пробудили в ней уже знакомое желание. Но мысль о том, что Бо по-прежнему считает ее девственницей, так разозлила Серинис, что она в порыве гнева запустила в него подушкой.

Бо выплыл из мрачной пучины сновидений и вступил во владения реальности, испытывая странную легкость, не похожую на прежние ощущения. Почти сразу он понял, что был болен, и, очевидно, болезнь оказалась длительной и серьезной, поэтому непреходящее чувство удовлетворения еще сильнее озадачило его. Он понятия не имел, откуда оно взялось: события прошлых дней не остались в его памяти. И все же за это время произошло нечто важное, и по какой-то туманной причине это событие было связано с Серинис. Ему вспоминалось, как жена ухаживала за ним, как прижималась к нему в постели, согревая своим телом. По крайней мере в этом он был уверен. Но обрывки гораздо более чувственных впечатлений то и дело всплывали в памяти и казались удивительно реальными. Однако связать их никак не удавалось, и Бо наконец смирился с тем, что это было всего лишь видение. Разве можно поверить в то, что его юная жена сидела на корточках перед кроватью в сползающей с плеча ночной рубашке, не пытаясь прикрыть манящие розоватые холмы, на которых играл отблеск лампы? Ему наверняка почудилось ее сбивчивое дыхание на пути к вершине наслаждения. В поведении Серинис ничто не изменилось. Напротив, она стала еще упорнее избегать его прикосновений: стоило ему потянуть за тесемку у ворота ночной рубашки и распахнуть его, как она швырнула в него подушкой. Тонкая наволочка лопнула, и пух разлетелся по всей каюте, забиваясь в носы и рты. Серинис испуганно ахнула.

Благодушие Бо мгновенно улетучилось, сменившись яростью. Серинис вскочила на ноги на кровати и подняла подол рубашки, чтобы перешагнуть через Бо. Он поднял ногу, преграждая ей путь к свободе, но, поставив миниатюрную ступню на грудь мужа, она легко спрыгнула с кровати, на миг продемонстрировав соблазнительное зрелище, от которого у Бо захватило дыхание. Очутившись на полу, Серинис принялась швырять в саквояж свою одежду и прочие вещи. Она собиралась так торопливо, словно спасалась от пожара. Само собой, волнение, которое Бо ощутил, увидев Серинис рядом, быстро сменилось еле сдерживаемым раздражением.

Заворчав, Бо смахнул с лица пух и встал, не заботясь о том, какое впечатление произведет на жену его нагое тело.

— Во что вы превратили мою каюту? — возмущенно выпалил он. — Теперь Билли полдня придется запихивать пух обратно в подушку.

Серинис отвернулась и, помедлив, с достоинством ответила:

— Подушка лопнула случайно. Я этого не хотела.

— Да, вы хотели только ударить меня, — недовольно подтвердил Бо. — Неужели вы не испытываете ни малейшей жалости к человеку, изнуренному болезнью? За что вы меня ударили?

— Вы вели себя грубо, — с упреком объяснила Серинис.

Бо с отвращением отмахнулся от парящих в воздухе перьев.

— Я вел себя как подобает мужу, но похоже, девственная чистота не позволила вам вынести такое обращение. Как я уже говорил, мне нравится любоваться вашей грудью.