– Что вы заметили странного?

– У него была привычка…, – Эйтвед запнулся, – ну, да вы уже предложили слово – «мистификация». Он любил ее мистифицировать. Я не хочу сказать, что Изида была наивной женщиной, но она испытывала очень сильное влияние с его стороны. Любящую женщину разыграть не трудно, и он этим пользовался.

– Судя по вашему тону, вы не одобряли его поведения.

– Конечно, нет. Но стоит ли сейчас говорить об этом? Вправе ли мы судить человека, который считал свою жизнь прожитой, который чувствовал, что скоро его не станет.

– А он это чувствовал?

– Теперь я понимаю, что да. Может быть, за своей иронией он хотел скрыть страх перед смертью. Смерть – великая тайна, не оттого ли у человека в ожидании смерти возникает желание подбрасывать другим людям загадки, как бы ставя себя на место того, кто подбросил ему самую страшную загадку на свете… Не надо смотреть по сторонам, – Эйтвед сменил серьезный тон на шутливый, – моя несоразмерная вселенная не является предсмертной мистификацией. Когда я почувствую, что конец близок, я придумаю что-нибудь поостроумней.

– Будем надеяться, что это случится нескоро.

– Ну, начать готовиться никогда не рано. Да, извините, – Эйтвед слез с кресла, – я ничего вам не предложил. Бутылки в баре изготовлены на заказ, но содержимое перелито из обычных бутылок.

– Чай, если можно.

– Только чай?

– Можно с лимоном.

– Тогда, минутку… – и Эйтвед вышел из комнаты.

Детектив перестал себя уважать – осмотрев всю комнату, он не нашел никаких следов «антропного принципа». Даже щели в паркете не соответствовали современному стандарту. Словно в издевку на подоконнике, возле горшка с петунией-переростком, лежала рулетка, и согласно ее показаниям с ума сошел Другич, а не цветы.

– Нет-нет, и не старайтесь! – Эйтвед вкатывал в комнату соразмерную (ей) тележку с двумя поллитровыми кружками. – Вот наш чай. Выбирайте любую, и там, и там чай с лимоном.

Другич взял ближнюю. На поверхности жидкости плавали две гигантских чаинки. Долька лимона была тоже немаленькой. Повернув кружку так, чтобы не проглотить чаинки, Другич сделал глоток.

– Прекрасный чай, – сказал он, ибо так оно и было на самом деле.

– О, да, спасибо, – ответил Эйтвед и тоже сделал один глоток. – В моем возрасте немного осталось удовольствий и хороший чай – одно из них.

Услышав это, Другич едва не поперхнулся. Дело в том, что для того, чтобы вернуть разговор к Борисову и Изиде и при этом не отклониться от выбранной темы «любовников», он задумал спросить Эйтведа, как тот оценивает возможность сексуальных отношений между столетним стариком и сорокалетней женщиной. (Вина за тяжеловесность формулировки целиком на совести Другича.) После замечания насчет «немногих удовольствий» такой вопрос прозвучал бы бестактно.

– Взгляните на этот снимок, – Другич протянул хозяину фотографию Кремпа. Эйтвед поставил кружку на стол и взял фотографию в руки.

– Не тот ли это человек, о котором вы меня спрашивали?

– Да, это Вацлав Кремп.

– Нет, никогда не видел. Все же, мне кажется, что вы пребываете в заблуждении, у Изиды не было любовников. Вы с ней самой не разговаривали?

– Для этого нужно лететь на Фаон. Поездка будет сопряжена с расходами, идти на которые я пока не готов. Поэтому для начала я решил поговорить с вами.

– Свою точку зрения я высказал. Не знаю, чем еще я могу вам помочь.

– Вы сказали, что Изида находилась под влиянием мужа.