— Ну, так пойдем, постучимся у входа, попросим вызвать Соню Хряпунову: хоть выясним, до скольки она предполагает сидеть у Дармобрудера, — мне тоже было смертельно скучно и больше не хотелось изображать из себя крутого парня Майка Хаммера в надвинутой на лоб шляпе.

Мы отправились в "Кому-АРТ", не соблюдая особых предосторожностей. Несколько часов бессмысленного сидения возле дома, в котором, похоже, никого нет, отбивает вкус к эффектным выходкам вроде запрыгивания в комнату с пистолетом в вытянутой руке и воплем: "Всем лечь на пол!" Да и пистолетов у нас не было, чтобы обеспечить боевой напор. Войдя, мы все-таки с опасением прислушались: тишина в галерее стояла мертвая, как под сводом склепа. Входная дверь в "Кому-АРТ" была не заперта, а приемная и офис директора вообще стояли нараспашку. Мы переглянулись и бегом кинулись в кабинет Дармобрудера. Луч от настольной лампы высвечивал круг, большую часть которого занимали живот Дармобрудера, заваленный бумажками стол и участок ковра. В освещенное пятно попало еще кое-что: ноги лежащей на полу, плохо видной в полутьме фигуры. Фигура принадлежала Соне.

Охнув, я кинулся к ней. Осторожно перевернул и подхватил на руки безжизненное Сонино тело, а Оська поднял ей голову. Наша подопечная была в обмороке, но жива и даже не очень травмирована физически. На затылке волосы слиплись от крови, но это, по счастью, была только ссадина, а не пролом в черепе. Иосиф кинулся к журнальному столику, на котором оставили бутылку минералки, схватил полупустой пластиковый баллон, и вылил его содержимое в лицо Соне. Та приоткрыла глаза, глубоко вдохнула и закашлялась. Я помог ей сесть, а Ося протянул стакан с остатками минералки:

— На, выпей! Что случилось?

— Он здесь, — вскинулась Соня, руки у нее тряслись, — Он здесь, Осенька, задержи его, он Дармобрудера убил!

Перепугавшись за Сонину жизнь, мы как-то забыли о неподвижном брюхе Дармобрудера. Вряд ли оно осталось отдыхать в офисном кресле после того, как его владелец благополучно ушел домой. Иосиф осторожно подошел к креслу, заглянул в выпученные рачьи глазки бывшего, а ныне почившего директора галереи "Кома-АРТ", и спокойно констатировал:

— Помер. Крови и следов борьбы не видать.

Соня охнула и привалилась к моему плечу. Я яростно прошипел бестактному оболтусу:

— Идиот! — и покрутил свободной рукой у виска.

Ося виновато пожал плечами, потом протянул руку к телефону на столе, чтобы звонить в милицию, потом, видимо, подумал об отпечатках пальцев преступника (а вдруг тот глуп, как пробка, и не носит на дело перчаток?) и кинулся в коридор.

Скорая и милиция прибыли довольно быстро. Мы с Иосифом вспомнили, как несколько месяцев назад нам уже довелось пережить нечто похожее. И тоже происходящее казалось кошмарным сном, и были сомнения в естественности причины смерти, и убийца действовал, точно безумный маньяк. Страшно было сознавать: пять-шесть часов назад несимпатичный всем троим, полузнакомый мужик, самоуверенный и глупый, старался сделать деньги на подвернувшемся международном проекте, жаловался на застарелые болячки, мечтал уехать в отпуск куда-нибудь в Новую Зеландию — и вот он, синий и холодный, лежит в мешке, упакованный к последнему переезду. Следователь не особенно тянул с протоколом и опросом свидетелей: меня, Иосифа и Сонечки, когда судмедэксперт сообщил о предположительной смерти от инфаркта.

— Да, у него уже было два инфаркта, — задумчиво произнесла Соня, которая после компресса на затылок не захотела ехать в травмопункт, и я повез их обоих домой, — Он вечно носил в карманах разные таблетки, клятвенно обещал больше гулять, в спортивном смысле, меньше пить, даже хотел тренажер приобрести. У Верочки спрашивал, какой из тренажеров лучше: она тогда в зале занималась. Аритмия его очень мучила, из-за веса и гиподинамии.