Когда Бонапарт узнал о подоплеке некоторых событий ближайшего будущего, в первый момент у него возникало сильнейшее желание выкинуть эту предательницу, свою законную супружницу, из своей жизни, втоптать ее в землю, отрубить голову и навсегда забыть, а родную ей Вену предать огню и разрушению, после чего сделать так, чтобы этот город больше никогда никто не восстановил. Однако вспышка ярости была кратковременной, несколько минут спустя Наполеон о ней уже пожалел. Но тем не менее было очевидно одно – если Артанец вернет его на французский трон (а вроде бы все к тому и идет), то ему потребуется новая императрица – такая, которая, помимо всего прочего, могла бы стать доброй приемной матерью для маленького Шарля. Отдавать сына своей «бывшей» Бонапарт, конечно же, не собирался.

Наполеон пошел на эти самые le danse, разумеется, не для того, чтобы подобрать себе жену. Ему просто хотелось женщину. Постельную партнершу без всяких обязательств, с которой можно было бы сбросить накопившееся за последние месяцы напряжение. Наполеон знал, как хорошо помогает «это дело» взбодриться и почувствовать себя живым и полным сил… Однако с этим возникла некоторая сложность. Мускулистую остроухую Бонапарт в свою постель не хотел, немускулистую тоже. Он уже немного был в курсе их происхождения и, несмотря на то, что Артанский князь признал их равными себе, Бонапарту казалось, что это все равно как лечь с животным – например, с козой (что, к примеру, с античных времен практиковали корсиканские пастухи при отсутствии женщин). В то же время амазонки, подходящие Бонапартию по всем параметрам, которых на площадке для le danse было не так уж и много, с легкой брезгливостью отворачивались от его оплывшей фигуры с оттопыренным животиком. Мол, идите отсюда, мужчина, вы беременный. Наполеон не привык к такому отношению; обычно это была его прерогатива – критиковать несовершенства фигуры у женщин. Столкнувшись же с критикой в свой адрес, он совсем сник и проклял свою затею с этими le danse. Кротких и покорных ему тут уж точно не сыскать… Впервые его отвергали. Впервые его критиковали (пусть даже не явно, не в глаза) и едва ли не высмеивали. Впервые он имел дело с такими женщинами, которые не благоговели перед ним, а вели себя так, будто во всем равны ему. Они, эти распутницы, вообще относились к мужчинам без особого пиетета, и этот факт поднял вдруг со дна души Наполеона все его застарелые комплексы… Он словно увидел себя со стороны – и ужаснулся. И вправду – он уже совсем не тот молодой жеребчик, что был лет десять тому назад… Ослепленный женским обожанием, он не замечал, как меняется его тело… «Проклятье! – сжимая кулаки, думал Наполеон, – проклятье! Никогда не думал, что буду столь унижен и посрамлен… Да еще кем – женщинами, распутницами! Да ведь в их глазах я, должно быть, невзрачный сморчок с отвисшим брюхом и одутловатым лицом… Так и есть – я неприятен им! Я! Никогда не думал, что доживу до такого дня…»

Не желая больше дразнить себя созерцанием стройных, высоких и дерзких красавиц, получая в ответ ледяное равнодушие с едва скрываемым презрением, он с тяжелым вздохом украдкой посмотрел на свой живот, машинально стараясь поджать его. Лечение у Лилии началось совсем недавно (та первым делом прикрутила у Бонапарта кран аппетита), и эта пикантная часть тела, хоть и уменьшилась в размерах, все еще дискредитировала Бонапарта своей дрябленькой выпуклостью. И ничего с этим нельзя было поделать, потому что плевать амазонкам, император он там или нет. Они девушки разборчивые, и точка. С кем попало не спят. Если ты император, тогда доведи свою фигуру до того же образца, что и у Артанского князя. Тоже ведь человек немаленький, а мышцу качает регулярно.

И идти бы Бонапарту с le danse не солоно хлебавши, но тут на его пути попалась мадам Гера… точнее, это он вместе со своим столиком очутился на ее пути.