Берёзка, заслышав слова сватовства, лицом стала под цвет коры дерева, имя которого она носила. Позади дома был закопан сундук с кладом, который они нашли в лесной пещере – её приданое. Таким сокровищем не каждая знатная невеста могла похвастаться, а досталось оно ей, нищей сироте.

«И далась я вам… Дарёну вон сватайте, – пролепетала она, напряжённо хмуря брови и еле шевеля вмиг посеревшими губами. – Она и краше меня, и хозяйка из неё лучше, чем из меня… Да и созрела она, сказать по честности, уж давно – не пересидеть бы в девках-то».

Последние её слова – колкие, с язвинкой – Дарёна восприняла безмятежно, лишь чуть-чуть тронула улыбка уголки её спокойно сложенных губ.

«Судьба моя не сегодня в дверь постучала, Берёзонька, – проговорила она загадочно, опустив ресницы. – Чую я, черёд мой замуж идти ещё не настал».

Да даже если б и настал он, её черёд, Цветанка не отдала бы её никакому жениху! Воровка сидела молча, стараясь успокоить ни с того ни с сего расходившееся от волнения дыхание, а тут ещё взгляд Берёзки, полный неизмеримой горечи, вонзился ей под сердце. «Ну что? Сбагриваешь меня замуж, неугодна стала я тебе, опостылела?» – так и кричали затянувшиеся поволокой слёз глаза «сестрёнки», а с другого бока ровный, грустновато-мягкий голос разума нашёптывал: «Такова она, доля девичья… Пора Берёзку пристраивать, не будет же она нищебродствовать всю жизнь, должна рано или поздно стать кому-то верной женой, а кому-то – доброй невесткой. Небось, не за зверя лесного просят отдать – за друга давнего, Первушу».

Некуда было выйти Берёзке, и обсуждали возможную свадьбу прямо при ней. Ласковыми и мудрыми словами бабушка успокоила её, осушила слёзы, ободрила. Знал ли Стоян о кладе, зарытом позади дома? Пожалуй, мог и знать: от своих лучших друзей Цветанка находку не скрыла, только взяла с них слово молчать о ней. Парни держать язык за зубами в целом умели, но что мешало Первуше намекнуть отцу, что сирота Берёзка – теперь отнюдь не нищая бесприданница, а богатая невеста?

«Дай нам седмицу на раздумье, – ответила бабушка Стояну. – А через седмицу и приходи за ответом. В таких делах спешка – только во вред».

«Будь по-вашему», – поклонился отец Первуши, ещё раз поблагодарил за хлеб-соль и удалился в сумрак, из синего ставший чёрным.

Всю ночь с печки слышались всхлипы Берёзки и ласковое бормотание бабушки, а уже на следующий вечер пришли новые гости – сваты от семьи второго друга Цветанки, Тюри.

«Они что, сговорились все?» – воскликнула Берёзка и спряталась от сватов на печку.

Бабушка приняла и этих гостей, поговорила с ними и отпустила с теми же словами, которые она сказала Стояну:

«Приходите через седмицу за ответом, – и добавила со скрипучим смешком, когда дверь закрылась: – Ну, будем ждать посланцев и от третьего жениха».

Цветанка не знала, как ко всему этому отнестись. Неужто и третий её друг, Ратайка Бздун, посватается? Неужели некрасивая, скромная, как белый клевер, Берёзка, которую приятели Цветанки раньше и не замечали, вдруг стала для них необычайно привлекательной – но не сама по себе, а в отблеске золота? А может, тут проступала воля не самих парней, а их родителей?

Как бы то ни было, бабушка как в воду глядела: ещё через день явился и третий жених. Жил он с матерью бедно, сватов нанять не мог, а родственников, которые могли бы выступить в роли посредников, не нашлось. Одетый в свою лучшую, а вернее сказать, самую чистую рубаху и тщательно заплатанные и заштопанные портки, Ратайка дико смущался, заикался, не знал, куда деть руки, куда повернуться, кому кланяться.