К ее досаде, Артур сначала помолчал, потом взглянул на Клива, как бы спрашивая его разрешения. Только когда Клив похлопал мальчика по плечу, тот снова посмотрел на нее.

— Ладно, пойду, — вздохнул он.

Уинн поднялась, сцепив руки, а Клив спустил Артура на землю и тоже поднялся.

— Ступай, мальчик. Мы с Уинн догоним тебя через минуту. — Он поймал запястье Уинн. — Ступай, — повторил он, ласково взъерошив волосы Артура. — Найди остальных ребятишек, чтобы они все послушали, что скажет Уинн. Утром мы увидимся.

С упавшим сердцем Уинн смотрела, как Артур исчезает в темноте. Мало того, что сегодня вечером ей предстоит разговор с детьми, когда ей придется объяснить жуткие обстоятельства, связанные с их рождением, так теперь еще она вынуждена разбираться с Кливом.

Как бы вторя ее мрачным мыслям, он рывком повернул ее к себе, действуя не слишком нежно.

— Ну, что скажешь, хозяюшка-колдунья? Ты собираешься прекращать свою смехотворную кампанию по изгнанию меня из Уэльса? Тебе ведь должно быть уже ясно, что от всех твоих действий только становится хуже тем, о ком ты якобы заботишься, — твоим детям. Но на самом деле они не твои, не так ли?

— Они мои, — злобно отрезала Уинн. — И никакому англичанину не украсть их под предлогом того, что дети понадобились отцу — если этот ваш лорд на самом деле приходится отцом кому-нибудь из них.

— Если я раньше в этом сомневался, то теперь верю. В Раднорском лесу нет больше ни одного незаконного отпрыска англичан. И возраст подходящий. Я разговаривал с Дрюсом и Гуинедд и даже со стариком Таффиддом.

Уинн почувствовала что, вокруг нее как будто затягивается петля.

— Ребенок мог давным-давно умереть. Или эта женщина, которая, как утверждает ваш лорд, выносила его семя, могла не произвести ребенка на свет — потерять его, даже вытравить его из своей утробы, как только англичанин уехал.

Даже в темноте она разглядела отвращение на его лице.

— Ни одна богобоязненная женщина не поступила бы так.

— Если бы она чувствовала, что вынашивает семя дьявола, то поступила бы. Никто бы ее за это не осудил! Этих детей породило насилие, не забыли? Зверское насилие, — продолжила она, все больше распаляясь. — Иногда многократное, длившееся бесконечно…

— Прекрати! — резко произнес он, а потом неожиданно с силой притянул ее к себе, удерживая одной рукой за спину, а другой придвигая ее голову к своей груди. — Не вспоминай прошлое, которое было таким ужасным. Ничего хорошего это не даст. Теперь ты должна думать о будущем. О будущем этих детей.

И хотя его слова прозвучали гневно и требовательно, для Уинн они почему-то послужили утешением. Больше всего она хотела бы позабыть о том страшном времени, никогда не вспоминать о мучительных криках сестры, о долгих месяцах ее страданий и ужасной смерти. Но как ей это позабыть? Дети служили постоянным напоминанием. А теперь и этот англичанин приводит ее в смятение, пробуждает в ней все эти пугающие чувства. Старую ненависть. Новое желание. И страх, который был сильнее прочего. Ее пугало будущее, грозившее отнять у нее все, чем она дорожила.

Уинн позволила себе еще миг передохнуть, прижавшись к сильному телу, не готовая пока сопротивляться. У нее просто не было сил. Затем она порывисто вздохнула и уперлась руками ему в грудь.

Он не шевельнулся и ничуть не ослабил хватки.

— Отпустите меня, — пробормотала она, раскаиваясь, что позволила себе минутную слабость. Она не должна была давать ему даже повод заподозрить, что она уязвима. Мужчины вроде него — англичане — никогда не упускают случая воспользоваться своим преимуществом.