— Прекрати! Не смей… — Но напрасно она молотила по его рукам. Плащ насквозь промок и отяжелел от дождя. Как только завязки ослабли, он соскользнул с ее плеч и упал позади мокрой грудой. — Ты низкий человек! Ужасный негодяй! — кричала она. — Как ты смеешь мной распоряжаться! И так гнусно вести себя! — Она сжала кулачки, хотя он крепко держал ее запястья. — Будь я мужчиной, я бы вызвала тебя на битву и вырезала бы у тебя твое злодейское сердце, если оно вообще у тебя есть!
— Но ты ведь не мужчина, правда, моя Уинн? — Для большей убедительности он медленно и внимательно оглядел ее с макушки мокрой головы до заляпанных грязью теперь уже босых ног.
Эти несколько слов, этот пронзительный взгляд погубили ее. Она представила, как, должно быть, сейчас выглядит: со спутанными распущенными волосами, без башмаков, потерянных в грязи, в простом льняном платье, промокшем насквозь, — в полном беспорядке. И все же под мокрым платьем безошибочно угадывалась полностью созревшая фигура. Казалось, только это он и замечал. У нее перехватило в горле, и она судорожно проглотила слюну.
— Это неприлично, — удалось ей прошептать. Она попробовала отстраниться, но хватка у него была железная.
— Какие уж там приличия, — согласился он. — Но, боюсь, что это неизбежно. — Он притянул Уинн к себе и дотронулся рукой до ее лица. Его ладонь соскользнула вниз по всей длине мокрых и спутанных волос, по руке и наконец замерла на талии. — То, что я хочу сделать с тобой, далеко от приличий.
Тут он нахмурился и глубоко вздохнул. Уинн, продрогшей от холодного дождя и ледяной ярости, вдруг стало непривычно тепло. Хотя она представляла, что происходит, когда соединяются мужчина и женщина, ей было невдомек, о каком таком желании рассказывают женщины, тихо посмеиваясь. Она только помнила крики сестры, полные боли и ужаса. А более того ей было не понять.
Но благодаря этому человеку она поняла.
Нет, не то чтобы поняла. Ей никогда не понять, почему он вызывает в ней такие чувства. Она только знала, что ему это удается. Не думая, она шагнула ближе, прямо в его объятия. От него веяло еще большим теплом, чем от нее. Она подняла лицо навстречу поцелую, который, как она знала, должен был последовать. Сделала это вопреки здравому смыслу, подсказывавшему, что так поступать нельзя.
Но Клив не поцеловал ее. Он только еще крепче сжал объятия, спрятав ее голову у себя под подбородком. Они так постояли с минуту, пока ливень без устали колотил по соломенной крыше. В нескольких переполненных загонах животные то и дело беспокойно шевелились, но внутри конюшни было тихо, тепло и сухо. Даже самая яростная буря сюда не проникала. Крепкие стены оставляли ненастье вдалеке, а сильные руки Клива защищали Уинн от реальности.
Она сильнее прильнула к нему, не желая ни о чем думать.
— Ах, женщина, как было бы легко мне забыться с тобой, — тихо пробормотал он ей в ухо.
Вместо ответа она еще раз подняла к нему лицо. Но когда встретилась с ним взглядом, поняла, что он не поцелует ее. Только не в этот раз. Со стоном он загасил жаркое пламя, горевшее в глазах, и осторожно отступил на шаг назад, но не выпустил ее из рук.
— Как бы мне ни хотелось забыться с тобой здесь и сейчас, вкусив твоей сладости, я дал слово Дрюсу.
Увидев шок на ее лице, который затем сменился выражением униженности, он печально улыбнулся.
— Сначала мы должны поговорить, Уинн. Поговорить и решить это дело раз и навсегда. А потом… ну а потом — посмотрим.
Глава 12
— Сядь вон там.
Уинн послушалась Клива только потому, что не знала, что делать. Весь день ее бросало от одной крайности к другой. |