Он не торопился, и кое-кто в толпе, не сводившей с него подозрительных взглядов, потерял интерес и отправился по домам. Но все же большинство горожан продолжало стоять неподвижно, когда заморосил мелкий летний дождик. Наконец Саша остался совсем один.

Через полчаса мальчик стоял перед разбитой дверью своего дома, напоминая детский рисунок – охотник за вампирами. Он промок до костей, шелковистые волосы облепили голову. Он взял обе связки чеснока – свою и Колину и повесил себе на шею. Там же висели два деревянных диска. Заткнутые бутыли со святой водой торчали из карманов брюк. Одна из ладошек сжимала остро заточенный кол, в другой был молоток, слишком тяжелый и для взрослого.

– Ты уверен, что знаешь, что делать?

Саша удивленно обернулся и увидел высокую худую фигуру Мартина позади. Розовые и золотые одежды священника обвисли, облепив впалую грудь, в глазах светился яростный огонь. Но его улыбка, когда он взглянул на мальчика сверху, была ласковой. На Мартине тоже было надето множество святых символов, а в руке он держал сумку, издававшую при движении деревянный стук.

– Дай-ка я возьму этот молоток, – предложил священник. Саша во все глаза уставился на него, не веря, что кто-то принял его сторону в этом кошмаре.

Семья Саши не была особенно набожной. Да и никто в Баровии не был. При всех тех ужасных вещах, что происходили в этой проклятой земле, мало кто продолжал верить в старых богов. Когда брат Мартин появился из Свалических лесов несколько лет назад, бормоча что-то о Повелителе Зари, никто не отнесся к нему всерьез, но ему позволили жить в заброшенной церкви, ведь пока он не нарушал никаких законов деревни. Саша всегда думал, что Мартин немного сумасшедший. Но сейчас это не имело значения. Саша снова залился слезами надежды и крепко прижался к священнику. Мартин смутился, потом с трепетом погладил темные волосы мальчика.

– Латандер с нами, – пробормотал он ребенку. – Он поможет уничтожить наших противников.

Возвращаясь в обуглившееся здание, которое раньше было его домом, Саша Петрович истово молился.

Они ступили внутрь. Ничто не изменилось. Кошмарные отпечатки по-прежнему темнели на ступеньках. Давящая, зловещая тишина все так же висела в воздухе. Деловито и спокойно Мартин обследовал тела.

– Из них выпили всю кровь, – холодно произнес он наконец. – Если их похоронить, они сами восстанут, оживут. Дай мне кол и немного чеснока.

Священник вытащил из почерневших досок первое тело. Саша отвернулся, в животе у него все пошло кругом. Это был труп Анастасии. Ее правая рука обуглилась, а одежда сгорела почти дотла. Правая сторона лица тоже почернела, выгорели волосы. Быстро и умело Мартин уложил ее на покрытый ковром пол. Он взглянул на Сашу, который сполз по стене и поджал колени к подбородку.

– Ты сделаешь это.

Глаза мальчика в ужасе распахнулись:

– Нет!

– Да, – настаивал Мартин, подходя к мальчику и опускаясь перед ним на колени. – Она – твоя мать. Рука того, кто любит ее, лучше сможет нанести удар, который освободит ее душу.

– Но она… Нет, Мартин, нет. Я не могу!

– Ты должен. Она обретет покой. Поверь мне, Саша. – Он вложил кол в руку мальчика и сжал вокруг палки маленькие безвольные пальцы:

– Верь мне.

Словно во сне, Саша поднялся и приблизился к телу матери. Он пытался вспомнить ее такой, какой она была в жизни – смелая, ласковая, любящая, но всегда немного грустная. Он встал рядом с ней на колени, поморгал, прогоняя слезы и приставил заостренный конец кола между ее грудей, прямо над сердцем. Саша поднял молоток, потом опустил руку:

– Я не могу сделать этого, Мартин.

– Тогда ты обидишь мать, – с безучастным лицом ответил священник. Саша бросил на него испепеляющий взгляд, но Мартин сказал:

– Ты лишаешь ее покоя и обрекаешь на ужасное существование.