И устоять на ногах не сможет, если его колени раздроблены. И уже не важно то, что из ран воина Одина не течет кровь, а сам он не чувствует боли, когда ему отрубили пальцы. Секиру-то держать нечем.
Круг раскрылся, снова превратившись в двойную линию, оставив на земле агонизирующее тело.
– Закрыть ворота! – скомандовал Рёрех.
Ловушка захлопнулась.
Пленных набралось девятнадцать голов. Все – раненые, но не смертельно. Безнадежных добили и присоединили к мертвым. Сбежать сумели четверо.
Варягов погибло одиннадцать человек. Раненых – втрое больше, но серьезных – только двое.
Можно сказать, замечательная победа. Рёрех именно так и сказал. «Нас было больше, но они были сильнее! Славная битва!»
Чистая правда. Особо стоит отметить слово «были».
Хотя не озверей внезапно Тови-хёвдинг, не менее половины хирда вырвалось бы из западни. Они бы ушли и без хёвдинга, если бы Торвисон собственноручно не зарубил четверых соратников, которым не повезло оказаться рядом. Трое из них были хольдами. Неудивительно. На острие атаки всегда стоят лучшие. Четвертым хольдом, тем, которому повезло выжить, оказался Дёрруд. Убийце повезло дважды. И секира хёвдинга не прикончила, и варяжское копье не справилось с кольчугой.
Теперь эта кольчуга присоединилась к куче трофеев, а ее бывший хозяин, малость скособоченный, в деревянных свежевырубленных колодках сидел на земле, ожидая решения победителей, пока у стен Заугло вернувшиеся из леса местные (часть все-таки уцелела) готовили дрова для нового погребения.
Сергей присел на корточки рядом с даном.
– А, Дерзкий, так и знал, что ты живой. Попить дай!
– Эй, Варт! Ты что делаешь? – возмутился приставленный к пленникам отрок, когда Сергей поднес ко рту дана горлышко фляги.
– Этот нурман мог меня убить и не убил, – ответил Сергей, не убирая фляги. – Как думаешь, Дюдь, стоит моя жизнь пары глотков воды?
– Пускай пьет, – милостиво согласился отрок. – Все равно ему жить – до тризны.
Ну да. Сергей вспомнил о варяжском похоронном обычае. Хотя… Дёрруд – воин элитный. Может, и не даст себя убить…
Стоп! На чьей он стороне? Если в поединке умрет не дан, значит, кто-то из варягов!
Видимо, мысли Сергея отразились на его физиономии. Издержки подростковой эмоциональности.
– Не бойся за своих, – проворчал дан, почесав щеку о край колодки. – У меня ребра сломаны, дышу через раз, рук не поднять. Убийцу сейчас даже этот прыщ, – кивок на отрока, – домашним ножом зарезать может. И ты вот что: своим не говори. Хочу умереть с оружием в руке, а не в этом, – он еще раз почесал щеку о колодку.
– Что он сказал? – напрягся отрок-сторож, понимавший по-нурмански с третьего на десятое.
– Сказал, что покалечен сильно, – ответил Сергей. – Но драться, говорит, смогу.
– И хорошо, что покалечен! – буркнул отрок. – Я таких, как он, видел. Убивать умеют.
– Тут ты прав, – согласился Сергей. – Он в их хирде был лучшим. И прозвище у него как раз такое. Убийца.
– Достойное прозвище.
Рёрех. Подкрался тихо, как мишка к жертве. Хотя что удивительного? Он и в старости, на одной ноге, так же ухитрялся.
– Я слышал, что ты сказал, дан, – сообщил княжич. – Нет чести в том, чтобы добить калеку. Но и зарезать тебя, как свинью, тоже не хочу. Воин ты славный, я видел. Если бы твой взбесившийся хёвдинг не приласкал тебя топориком, так легко бы тебя не взяли.
– Вообще-то его Горошек свалил, – внес поправку Сергей. |