Печенье оказалось наиболее удобоваримым, и я съел всю порцию.
После еды мне снова связали руки за спиной, и я переключил внимание на моего стража. Пока в шатре было еще темно, я пытался вытянуть из
него какие-нибудь сведения, но он оказался не более приветлив, чем его предшественник. Внешность охранника вполне соответствовала его манерам.
Густая всклокоченная борода покрывала большую часть лица и шеи; плащ, мешком висевший на его массивной фигуре, был грязным и рваным. За поясом
торчало несколько деревянных дротиков, а на земле возле скамьи, где он сидел, лежало толстое деревянное копье с медным наконечником.
Любые попытки сопротивления с моей стороны выглядели безнадежными, так как я был связан и беспомощен.
Когда солдат, приносивший нам еду, поднимал клапан шатра, внутрь проникал яркий дневной свет. Повернувшись на бок, я мог видеть солнечный
блик на земле. Через отверстие доносились крики воинов, становившиеся все громче - очевидно, в лагере происходило нечто необычное.
Прислушиваясь к крикам солдат и приказам командующих, я думал о том, что меня ожидает и когда будет решена моя судьба. Мои размышления
прервал воин при полном вооружении, который, судя по блеску доспехов, был военачальником, возможно высокого ранга. При его появлении стражник
вскочил на ноги и отдал честь.
Не обратив на него внимания, военачальник подошел ко мне и сказал:
- Идей, ты задержан по приказу царя Агамемнона, который хочет поговорить с тобой. Сейчас он вооружается перед битвой, а когда вернется с
поля, тебя отведут к нему.
После этого он повернулся и вышел, так же бесцеремонно, как появился.
Моя догадка оказалась верной - Агамемнон надеялся получить от меня сведения относительно прочности троянских стен. Я твердо решил, что
сообщу ему только ложные сведения, и это решение укрепила весть, что мне придется целый день лежать связанным на земле.
Сначала меня обуял гнев, но, осознав свою беспомощность, я покорился неизбежному.
Постепенно крики солдат стали тише, а резкие, отрывистые приказы военачальников звучали все реже.
Я слышал, как Нестор обратился к солдатам с речью, - если бы его воинские способности были равны ораторским, он, несомненно, стал бы
великим героем. Тем не менее красноречие старика помогло мне отвлечься - я с удовольствием прислушивался к его цветистым фразам.
Наконец звуки его голоса сменил топот ног удаляющихся солдат, после чего наступила тишина.
Она продолжалась очень долго, и я подумал, что все солдаты отправились на поле боя и лагерь опустел. Это вновь навело меня на мысль о
бегстве - я стал пробовать крепость стягивающих меня ремней и задумчиво поглядывать на охранника. Очевидно, он догадался о том, что творится у
меня в голове, так как со злобной усмешкой поднял с земли и прислонил к колену копье. Безусловно, он был бы только рад предлогу вонзить его мне
в грудь, и мое первое движение стало бы последним.
Впервые мне в душу закралось отчаяние. Поведение солдата явственно давало понять, что все кончено и моя гибель близка. Меня обуял страх, и
только колоссальным усилием воли я удержался от того, чтобы молить о милосердии моего стража.
Время текло невыносимо медленно. Мне казалось, что прошло уже немало часов после ухода солдат и что им уже пора возвращаться. Но вскоре,
когда в шатер внезапно проник свет и я увидел, что клапан подняли и перекинули через шест, выяснилось, что еще не было и полудня. |