— Месье Жак... Может быть, у меня не хватит сил продолжать наши поиски... Когда мы прибудем в миссию, мне, возможно, придется остаться в Санта-Хуане. Так вот... если мы узнаем, что стало с моим отцом... вы бы согласились...

— Все сделать, чтобы добраться до него? Да, Жанна, моя дорогая Жанна... да! Я отправлюсь по следам полковника де Кермора, я найду его... и верну его дочери!

— Спасибо... месье Жак... спасибо! — ответила девушка, и голова ее снова бессильно опустилась на подушку.

Глубокие и прозрачные воды Падамо мощным потоком вливаются в Ориноко, а в устье ширина его превышает ширину великой венесуэльской реки. Этот приток не без оснований мог бы тоже стать предметом яростных споров между сторонниками Атабапо и Гуавьяре.

В этой части течение было быстрым, а на обрывистых берегах темнели густые леса. Пироги шли то под парусом, то на веслах. Выше Рио-Окамо русло сузилось до пятидесяти метров,

Вечером сильный приступ лихорадки довел больную до изнеможения. Роковой конец был неизбежен, если Жермену Патерну не удастся отыскать то единственное лекарство, которое могло спасти ее. Невозможно описать горе путешественников. Отчаяние же сержанта Марсьяля было столь велико, что опасались за его рассудок. Матросы «Гальинеты» не спускали с него глаз, боясь, как бы он в приступе безумия не бросился в реку.

Жак, сидя около Жанны, смачивал холодной водой ее пересохшие от лихорадки губы, с отчаянием и тревогой ловя каждый вздох, каждое слово девушки. Неужели же он не сможет спасти ту, которую любит такой глубокой и чистой любовью и для которой был готов сто раз пожертвовать собственной жизнью?

Порой он начинал корить себя за то, что послушался ее и не вернулся в Сан-Фернандо. Было безумием в такой ситуации идти к истокам Ориноко... Ведь все равно они скорее всего не смогут добраться до миссии. Если никакая речка не соединяет Ориноко с Санта-Хуаной, придется идти пешком, продираясь сквозь лесную чащу, при невыносимой жаре.

Но когда лихорадка ненадолго отпускала Жанну, она, выйдя из своего полузабытья, тотчас же тревожно спрашивала Жака:

— Месье Жак... мы ведь по-прежнему идем вперед... правда?

— Да, Жанна, да, — отвечал он.

— Я все время думаю о моем отце. Я видела во сне, что мы нашли его. Он благодарил вас за то, что вы сделали для меня... для него...

Жак Эллок отворачивался, чтобы скрыть слезы. Да, этот сильный человек плакал, плакал оттого, что был бессилен победить болезнь и отогнать смерть, стоящую у изголовья обожаемого существа!

Вечером пироги сделали остановку в Педра-Мапайа, а утром снова двинулись в путь, идя то под парусами, то на веслах. Уровень воды в реке уже сильно понизился, и лодки несколько раз чуть было не садились на мель. Однако им удалось пройти значительное расстояние и достичь того места, где к правому берегу подступают холмы возвышенности Моррас.

Днем сильнейший приступ лихорадки чуть не убил Жанну. Казалось, не оставалось уже никакой надежды. Сержант Марсьяль был в таком отчаянии, что Жермену Патерну пришлось забрать его на борт «Мориче», чтобы Жанна не слышала его рыданий. Сульфат хинина не оказывал больше никакого действия.

— Жермен, Жермен, — прошептал Жак, уведя друга на нос «Гальинеты», — Жанна умрет...

— Не отчаивайся, Жак!

— Говорю тебе, что она умрет! Еще одного такого приступа ей не перенести.

Увы, Жак был прав. Жермен не мог ничем его утешить.

— И я ничего не могу сделать... — вздыхал он.

Около трех часов пополудни проливной дождь немного освежил удушающе знойную атмосферу. Путешественники могли этому только радоваться: влага, щедро изливающаяся из белой толщи облаков и из многочисленных притоков, впадающих в Ориноко справа и слева, поднимала уровень воды в реке, обеспечивая тем самым безопасное плавание.