Изменить размер шрифта - +
Степан сидел за забором на стройке, где наш пустырь, и пас её неделю. А мы всю дорогу втроем гулять с собаками ходили. А сёдня Лидка одна вышла. Степка с другой стороны вылез, она его сперва не видала, и подгреб к ней. Хотел по-тихому пришить да свалить, а Лидка вроде как почуяла и обернулася. Ну, он ей: "Дай червонец на опохмелку". Она его отшила, а после спиной повернулася, он её ткнул пером, да Лидка уже успела дернуться, не попал в сердце.

- Павла или Андрея знает?

- Не-а, даже не слыхал, кто такие.

- Еще что известно об этом Федоре Никитиче?

- Полтинник ему с гаком.

- Староват для опера.

- Дак он опером был, када Степка первый раз сел.

- В каком году?

- В девяностом. А после этот мент начальником заделался - Степке в зоне один мужик сказал, он в их районе жил.

- А как фамилия этого ментовского начальника Федора Никитича?

- Степан не помнит. Я уж его тряс-тряс - никак. Чё-то, грит, белое.

- Белов, Бельский, Белецкий, Белозерский, Белоцерковский?

- Дак у Степана одна "белая" на уме. Налей, грит, стакан, враз вспомню.

- Налил?

- Щас! Врезал ему, чтоб мозги на место встали, дак без пользы.

- В общем, лошадиная фамилия.

- Чё? - не понял незнакомый с классикой верный оруженосец.

- У Чехова есть рассказ, напоминающий наш случай. А "лошадиной" фамилией оказалась - Овсов. И тут возможен аналогичный случай - к примеру, фамилия ментовского начальника Столицин - от слова "столичная" или нечто в том же духе, - любое производное от названия водки.

- Пойти, что ль, ещё разок Степке врезать? Может, вспомнит? - с надеждой произнес деликатных дел мастер.

- А ещё что он поведал?

- Больше ничё не знает.

- Ладно, пусть пока посидит возле батареи. Лида уже через несколько дней хочет выписаться. Пусть сама определит ему меру наказания. Отнеси пленнику поесть и попить. Да и водки налей, чтобы в мозгах прояснилось, может, по аналогии с "белой", вспомнит фамилию заказчика.

- Еще чё - водки ему! - возмутился верный оруженосец.

- Толян, я за то, чтобы наказать, но не пытать.

...На четвертом курсе за Элей Мазаевой стал ухаживать пятикурсник Павел Голованов, парень видный, высокий, к тому же, спортсмен - кандидат в мастера спорта по боксу и член юношеской сборной. Павел хвастался, что вскоре получит звание мастера спорта, тренер обещал оставить его в Москве, и Эльвира стала примерять его на роль будущего мужа. А что? Паша получит вначале временную, потом постоянную московскую прописку, сделает спортивную карьеру, а спортсмены неплохо зарабатывают, так что её мечта, пусть и не в полном объеме и не сразу, сбудется.

Весной Павел сделал ей предложение, и она дала согласие. А спустя две недели он уехал на соревнования, а за ней стал увиваться его приятель Ефим Серов.

Фима и раньше заинтересованно поглядывал на неё и многозначительно сопел, но с Павлом не шел ни в какое сравнение. Эля с её ростом в 174 сантиметра без каблуков была выше его на семь сантиметров, а уж рядом с рослым Пашей он и подавно не смотрелся - они напоминали Пата и Паташона. Да и красотой Ефим, мягко говоря, не блистал: коренастый, поперек себя шире, типичная деревенщина с красной рожей в крупных юношеских угрях - даже в двадцатидвухлетнем возрасте они у него не прошли, а сокурсницы хихикали: "Фимке никто не дает, вот он и не может избавиться от своих прыщей".

Единственное его достоинство, на которое Ефим ей усиленно намекал, связи отца, третьего секретаря Нефтекамского горкома партии. Отпрыск провинциального номенклатурщика внял советам папаши и уже с первого курса активно лез на комсомольскую работу, вскоре стал курсовым комсоргом, через пару лет обзавелся партбилетом, а затем занял место комсорга института и хвастал, что после окончания Вуза получит свободное распределение, а, следовательно, возможность найти работу в столице, или же станет освобожденным секретарем ВЛКСМ, с перспективой роста по партийно-номенклатурной линии.

Быстрый переход