Мы проехали то место, где встретили Шурхэнда. Виннету сказал нам в лагере только о расстоянии, которое нужно было преодолеть, но ни словом не обмолвился о возможных приключениях, навстречу которым мы шли.

Долина оказалась весьма протяженной, и чем выше мы поднимались, тем уже она становилась. Нам встречалось много бизонов, чаще всего одиночек, иногда они шли семьями, но не стадами все же, как во время миграционного периода. Эти животные так редко видят людей, что ничуть их не боятся, почти не бегут от них, а наоборот, стремятся приблизиться. Мы решили, что бизоны, попадавшиеся на глаза нам, явно никогда не встречали охотников. Самые старые быки без всякой опаски подходили к нам, с удивлением уставившись на непонятных для них существ своими прекрасными круглыми глазами. Разумеется, мы ощутили легкие уколы просыпающегося охотничьего азарта, но преследовать их все-таки не стали: во-первых, потому, что было просто некогда затевать еще одну охоту, хотя, пожалуй, много времени она бы у нас не отняла, а во-вторых, мяса у нас было предостаточно.

И потом, мы уважали неписаные законы Дикого Запада. Вестмен никогда не станет убивать животное просто так, забавы ради — только в том случае, если ему необходимо мясо для того, чтобы выжить в пустынной прерии. Индейцы тоже, даже в период миграции бизонов, не производят слишком большого опустошения их стад без особой надобности. Краснокожий предпочтет обходиться совсем без мяса, чем загонять хозяина прерии, тем более, что индеец вообще никогда не возьмет себе мяса больше, чем ему нужно в данный момент. И если бизоны вымирают, то прежде всего по вине белых. Существуют даже целые охотничьи общества, довольно цинично именующие себя «стрелками по свиньям», они разъезжают на поездах, курсирующих в тех местах, где водятся бизоны. Они убивают прекрасных животных чаще всего из самой вульгарной кровожадности или просто подлого желания попалить из ружья в практически беззащитного зверя, когда сам ты надежно защищен поездом. Убитых животных эти варвары тащат, пока могут, а как только устают, бросают их где попало на съедение стервятникам и волкам. Так и гибнут тысячи и тысячи бизонов — бессмысленно и страшно, как невинные жертвы людской алчности и дикости. Я не раз испытывал огромную горечь и бессильный гнев, когда встречал в прерии кучи обглоданных костей — следы массового истребления бизонов. Шкуры и рога эти подонки, не заслуживающие того, чтобы называться охотниками, как правило, забирали себе.

При виде этих кладбищ бизонов боль сжимала сердце каждого истинного вестмена, а о том, что при этом думали и как высказывались индейцы, я просто умолчу: это не поддается воспроизведению обычными словами. Но самое печальное состояло в том, что индейцы полагали все это неслучайным, они рассуждали так — раз правительство белых не наказывает этих жестоких негодяев, значит, оно не только допускает, но и, очень может быть, одобряет истребление бизонов, чтобы обречь их, коренных жителей Америки, на голод и вымирание. И когда краснокожие находили хоть какие-то доказательства того, что их подозрения не беспочвенны, они становились такими же безжалостными, как и те, кто убивает бизонов.

Похоже, времена благородных и рыцарственных белых и краснокожих охотников миновали безвозвратно и уже никогда больше не возродятся. Исчезли и стада бизонов. Я, увы, почти уверен в том, что даже если изъезжу весь Запад вдоль и поперек, не найду хотя бы одного настоящего вестмена, а не ряженого под него. Ряженый не сможет у костра рассказать об охоте на бизонов так, как умеет это делать настоящий вестмен — без вранья, но с такими подробностями, перед которыми меркнет любая выдумка. Слышал я о том, что лошади в прерии еще иногда спотыкаются о полуразрушенные черепа бизонов, втоптанные в землю, — на этих местах, вероятнее всего, разыгрывались кровавые сражения между людьми, которых в истории Дикого Запада тоже было немало, когда здесь попиралась власть закона.