И он заранее постарался придать себе вид торжествующего победителя, чтобы все глаза и уши в лагере были заняты только им. Условленные десять минут, во время которых он должен был этаким петухом красоваться перед юта, прошли, никакого движения в нашу сторону не последовало — значит, Олд Шурхэнд выполнил свою роль отлично. И под возбужденные и удивленные выкрики, доносящиеся из лагеря, мы расположились в папоротнике. Тусага Сарич сидел все на том же месте, что и вчера. Казалось, за то время, что мы не видели его и столько пережили, он вообще не поднимался с поваленного дерева. Даже появление Олд Шурхэнда не могло поколебать мрачного спокойствия вождя, хотя почти все его воины обступили белого охотника, засыпая его вопросами. Он же молчал, потом, видимо, спохватившись, что, если он и дальше будет молчать, они смогут заметить нас, сказал:
— Воины юта забросали меня вопросами, не подумав о том, что только их вождь имеет право держать речь перед ними.
— Уфф! Бледнолицый прав, — сказал Тусага Сарич. — Олд Шурхэнд может подойти ко мне и сесть рядом.
Наш друг так и сделал.
— Олд Шурхэнд хочет сказать, что он спускался в долину медведей? — спросил вождь.
— Спускался.
— Ты видел следы гризли?
— Видел.
— А самих медведей?
— Тоже.
— Но ты не боролся с ними?
— Я никогда в жизни еще не встречал гризли, который бы позволил просто так любоваться собой,
— Но ты не ранен.
— Я не позволяю медведям дотрагиваться до меня. И мое ружье мне в этом помогает.
— Значит, ты вернулся к нам победителем?
— Значит, так.
— Но где же шкура?
— Шкура? Мы договаривались о четырех. Неужели ты это забыл?
— Уфф! Ты слишком заносчив!
— Я веду себя так, как считаю нужным.
— Так ты принес все четыре?
— Да.
— Это не может быть правдой, это невозможно!
— Олд Шурхэнд никогда не лжет.
— Но как ты мог донести четыре шкуры? Это слишком тяжелая ноша для одного человека.
— Сыновья юта, наверное, слабые люди.
— Уфф! Я понял: ни одной шкуры у тебя нет. Ты проиграл и теперь хочешь нас позлить перед своим концом.
— Пошли четырех своих воинов к опушке вон того леса и вели им принести то, что там лежит.
— Уфф, уфф! Ты думаешь, мы с тобой шутим?
— Я говорю чистую правду.
— Неужели?
— Да.
— Уфф! Я скажу тебе так: я дал тебе на добычу четырех шкур два дня — сегодняшний и завтрашний. Если ты вздумал шутить и шкур там не окажется, мы отнимем у тебя последний день твоей жизни — ты умрешь сегодня.
— Не трать лишних слов, вождь, а лучше сделай так, как я тебе только что предложил.
— Уфф! Бледнолицый! Мне кажется, за этот день ты просто повредился умом.
— Убейте меня, но сначала хотя бы проверьте мои слова!
Олд Шурхэнд был уже просто в ярости.
Наконец вождь капоте-юта небрежным тоном и не сводя глаз с лица Олд Шурхэнда, отдал приказ о том, чтобы четверо его воинов пошли и принесли «то, что там лежит». В лагере воцарилась напряженная тишина: все ждали разрешения этого спора. И вот четверо посланных с четырьмя шкурами на плечах появились.
Картину массового умопомешательства, которую мы наблюдали из своего укрытия в следующие минуты, забыть невозможно. Юта можно было понять: свершилось то, что они считали немыслимым, абсолютно невозможным. Естественно, шкуры тут же были ощупаны и внимательно осмотрены. |