Ему не удавалось сдерживать себя. Окажись сейчас под ним конь, он безостановочно колотил бы его ногами по бокам и в результате загнал бы бедное животное до смерти, а пытаясь угнаться за ним, загнали бы своих коней и два других пилота. Они шли чуть позади. В километрах десяти позади них плелась еще одна тройка истребителей под командованием Шешеля. Они сопровождали транспортный аэроплан.

Семирадский не поверил своим глазам, когда увидел черные клубы дыма. Нет, конечно, это верный признак сбитого аэроплана, как пузыри воздуха, которые, вырываясь из глубин, отмечают на поверхности воды место гибели корабля. Но дело в том, что этот след быстро исчезает. Он никак не может существовать в течение часа, даже если здесь затонул океанский лайнер или сгорел дирижабль.

Приближаясь к дымному столбу, Семирадский постепенно стал понимать, что либо аэроплан загорелся совсем недавно и вряд ли основной причиной пожара было падение, либо это горит что-то другое.

Дым был густым, маслянистым. Казалось, что, если запустить в него руку, она вмиг покроется сажей или черной жирной пленкой. Удушливый запах пропитал воздух в радиусе нескольких сотен метров от пожара.

Семирадский закашлялся. Он поднял аэроплан немного вверх – туда, где воздух был почище, к счастью, он быстро наткнулся на свежий поток. Дым казался слишком плотным. Ветер практически не сносил его в сторону, поэтому он образовал черную тучу, скрывающую кусок земли не хуже, чем дымовая завеса, которую ставят корабли, чтобы уйти от слишком сильного неприятеля.

Семирадский заложил крутой вираж влево, разворачиваясь и одновременно снижаясь. У него захватило дух, как на снежных горках. Он любил в детстве на них кататься. Он уже догадался, что это не аэроплан, а чуть позже, когда наконец-то различил остатки мотоциклов и грузовика, все стало ясно. Вернее, все еще больше запуталось. Еще он увидел трупы лошадей.

Он едва не задел крыльями края черного облака, сумев проскользнуть мимо него в каком-нибудь метре, словно это был айсберг, столкновение с которым очень опасно.

Семирадский стал описывать круги вокруг мотоциклов, постепенно увеличивая радиус. Наконец он натолкнулся на остов аэроплана. Теперь трудно было понять, чем раньше являлись эти жалкие бесформенные обломки, которые почти полностью съел огонь. Над тонким слоем пепла возвышались четыре оплавленных двигателя. Их слегка припудрила черная пыль, в которую превратились кожухи. Лопасти винтов словно подтаяли, потеряли резкие очертания. За остатками «Ильи Муромца» тянулись две борозды, похожие на кильватерный след катамарана. Семирадский пролетел так низко, что растревожил пепел, который поднялся легким облаком, закружился в воздухе и потянулся следом за аэропланом. Пилот высунулся из кабины, насколько это ему позволяли ремни безопасности. Ему показалось, что он различил по меньшей мере два обгоревших человеческих тела и еще одно лежало между бороздами.

Здесь начиналась цепочка, горящие мотоциклы и грузовик ее продолжали, а вот где она заканчивалась, Семирадский мог только гадать.

Он не верил, что немцы захватили штурмовиков. Все факты свидетельствовали о том, что русские смогли расправиться с отрядом противника. Непонятно только, как им это удалось. Сейчас они, скорее всего, были в лесу. Шансов найти их было мало, если только у штурмовиков не осталось рации. Но после крушения «Муромца» можно утверждать, что рация разбита вдребезги. Пытаться разглядеть их среди деревьев или ждать, когда они дадут о себе знать автоматной очередью? Даже в этом случае получится односторонняя связь.