Утром мне
на работу, на тяжелую. Но нос-то у нее каков! Он уж шмыгнет так шмыгнет!
-- Ты помнишь, я тебе рассказывал, как убил человека.
-- То на войне. Фашиста. Не ты его, так он бы тебя...
-- Какая хитрая! Какая ловкая мораль! Тыщи лет не стареет! "Не ты его,
так он тебя..." А получается что?
-- Лидочку мама твоя позвала... Ей там одиноко... много лет одиноко...
-- Да-а, примета есть: нельзя называть ребенка именем погибшего. Они
начнут искать друг друга.
-- Вот и нашли...
Мимо нашей избушки загрохотал состав, протяжно и свирепо рявкнул
электровоз. Избушка зашаталась, зашевелилась бревнами. С потолка в щели
посыпалась земля, из старой печи, щелкая в плиту, выпадали крошки кирпичей и
запекшейся глины.
Ох уж эта печка! Спасительница и погубительница наша.
-- Господи, Господи! Мы и молиться-то не умеем. Прости Ты нас,
родителей...
-- Говенных!
-- Зачем ты так? Мы-то разве виноваты?
-- Виноваты не виноваты. Все виноваты! -- не щадил я свою половину. --
Татарин-сосед что говорит: "Сила нет, так не брался бы".
-- Он это про похабное говорит.
-- А мы вот все про святое. Зачем спасаться на войне? Рожать детей?
Зачем жить все время на краю? Все время в обвале, нищете, голоде, страхе?
Зачем?
-- Не знаю. Живет и живет человек. А зачем? Спроси его -- и ответить не
всякий сможет. Вот наша семья... все боролась за выживание, надрывались в
работе... и почти незаметно истребились...
-- Истребили ее. Израсходовали, как сырье, как руду. Обогащение
материала -- так, кажется, тут у вас это называется!..
-- Кабы обогащение. Кабы обогащение... Дети бы не умирали...
-- Родители -- слабаки. Вон у вас девятеро выросли, ни один не пал.
-- Каких это усилий стоило папе и маме!.. Я только теперь поняла. Они
крепкие были, а ты изранен. Я тоже вроде бы как контуженая. Спи...
-- И ты успокойся и спи. И мне дай покой.
-- Не будет нам с тобой отныне покоя... не даст нам покоя эта святая
малютка. -- Голос жены снова дрогнул, и вот-вот заширкает паровая лесопилка,
зашмыгает этот знатный нос, втягивая слезы.
-- Кончай давай! Ты видела, что делается на кладбище? Оно ведь при нас
начато, и ему уже нет конца и края. Это в таком-то городишке... а взять по
стране...
-- Да-а, падает народ. Война ли подчистку делает, как папа говорит,
последние травинки в вороха сгребает. Так он крестьянином и остался -- все
сравнения у него земные.
-- Не народ падает. Падают остатки народа. Съели народ, истребили,
извели. Остались такие вот соплееды, как мы с тобой.
-- Кабы... соплееды... -- Опустошенная горем, ослабелая от слез, жена
засыпала, все ближе подвигаясь ко мне. Я ее обнял, придавил к себе. |