Джейку нужен был переводчик. Он сумел протиснуться к Грегориусу Мариаму, крепко взял его за руку и повел из пещеры. Это потребовало значительных усилий, так как Грегориусу не меньше всех прочих хотелось довести до сведения остальных свою точку зрения.

Джейк удивился тому, как светло снаружи и как быстро прошла ночь. Солнце взошло несколько минут назад, сухой пустынный воздух был свеж и пьянил после душной задымленной пещеры.

В свете костров и блеклого рассветного неба он увидел, что толпа устремилась из сухого русла к колодцам, радостно-возбужденная, словно на ярмарке.

— Останови их, Грег, — крикнул он. — Скорее вперед, вперед, мы должны остановить их!

— Но в чем дело, Джейк?

— Мы не можем пустить их в итальянский лагерь!

— Почему?!

— Если кто-нибудь выстрелит, начнется настоящая бойня.

— Но, Джейк, войны-то между нами нет. Они не могут стрелять!

— Я бы не решился утверждать это, приятель, — мрачно проворчал Джейк.

Его тревога оказалась заразительной. Плечом к плечу они догнали толпу и начали локтями и плечами прокладывать себе дорогу.

— Назад, ублюдки, — ревел Джейк, — все назад!

И, чтобы было понятнее, подкреплял свои слова ударами кулака и пинками.

Вместе с Грегориусом Джейк добрался до узкого устья высохшего русла в том месте, где оно переходило в блюдцеобразную долину Колодцев.

Они взялись за руки и, перекрыв устье, как плотина, в течение минуты или около того умудрялись сдерживать людской поток. Но задние ряды напирали, угрожая снести их; в это же время настроение толпы изменилось: радостно-возбужденное любопытство мгновенно перешло к сердитому раздражению на внезапное препятствие: ведь им мешали присоединиться к тем, кто уже миновал сухое русло и пересекал долину.

В ту самую минуту, когда Джейка и Грегориуса оттеснили, со склонов долины началась стрельба. Толпа застыла, крики замерли. Вперед больше никто не рвался, и Джейк вышел из вади, чтобы оглядеть долину.

Отсюда и наблюдал он за бойней, которая превратила долину в кладбище. Словно одурманенный, минуту за минутой смотрел он, не отрываясь, как пулеметы ведут нескончаемую стрельбу. Но постепенно оцепенение Джейка прошло, и тогда его захлестнула такая злоба, такой гнев, что он едва почувствовал, как тонкая ледяная рука ищет его руку, и только мельком взглянул на золотую голову Вики, приникшую к его плечу, и сразу же отвернулся, не в силах оторвать глаз от страшной трагедии, которая разыгрывалась перед ним.

До него лишь смутно доходило, что Вики рыдает возле него и что она крепко держит его руку, вонзив ногти в его ладонь. Даже сейчас, охваченный страшным гневом, Джейк изучал местность и отмечал в памяти позиции итальянцев. С другой стороны от него тихо молился Грегориус, его юное гладкое лицо посерело, на нем был написан ужас, и слова молитвы, которые с трудом произносили его онемевшие губы, казались последними хрипами умирающего.

— Боже мой, — прошептала Вики, потрясенная до глубины души. Когда начался минометный обстрел, мины безжалостно поражали колодцы, где уцелевшие надеялись найти себе укрытие.

— Боже мой, Джейк! Что мы можем сделать?

Он не ответил. Кошмар все продолжался, они были в плену у него и, не в состоянии вырваться из его когтей, смотрели, как минометный огонь накрывает колодцы, — смотрели до тех пор, пока женщина с двумя детьми не выбралась на поверхность менее чем в трехстах метрах от них.

— Господи Иисусе, пожалуйста, — шептала Вики, — пожалуйста, сделай так, чтобы этого не случилось. Пожалуйста, заставь их прекратить огонь.

Пулеметная очередь настигла женщину, они видели, как она умирала, как малыш поднялся на ноги и стоял потерянный и ошеломленный рядом с телом матери.