А там уж свечение стихло, мы подойти решились…
Я вздохнула.
Все, Веточка. С приплыздом вас, как говорит торговка рыбой с рынка. Надо завтра идти и сдаваться Моринарам… Или не идти, но тогда сдадут уже меня.
– А этого… А никак нельзя в себя пораньше привести?
Я покачала головой:
– Нельзя, Мирий. Никак. Или угробите парня.
– Обидно будет. Хоть и не стоит он того, а сколько труда вложено, – ухмыльнулся стражник. И совершенно по-родственному потрепал меня по волосам. – Ты выздоравливай, девочка. И думай. С ребятами я поговорил по-свойски, а все ж когда столько народу знает, что ты маг жизни…
Я понимала.
– Я все улажу. Правда.
– Когда?
– Лучше завтра же… то есть – сегодня? Сколько я была без сознания?
– Час-полтора, – прикинул Мирий.
– Значит, сегодня. Улажу.
Как пообещала, так и сбылось.
– Где эта идиотка?!
От начальственного рявканья подскочили и я и Мирий. Плеснула вода в кувшине, испуганно дернулась, пытаясь улететь, занавеска. Я ее понимала. Мне и самой от взгляда Рамона Моринара захотелось улететь. Жаль, что я не маг воздуха, меня бы только и видели.
Господин Мирий вскочил, вытянулся во фрунт, но Палач его и не заметил.
– Ты что творишь, дура сопливая?! Жить надоело?!
Я вытянулась на кровати, изображая дохлую селедку. А что я сейчас скажу? И услышат ли меня? Сил и так нет, а герцог в ярости, это видно. Волосы растрепанные, глаза злющие, застегнут не на те пуговицы… От любовницы, что ли, выдернули?
– Ты понимаешь, что теперь о тебе знает весь Алетар? И где было, и что было…
– Гм!
Господин Мирий кашлянул, рискуя навлечь на себя начальственный гнев.
Так и вышло: Рамон Моринар развернулся, прожег несчастного грозным взглядом. Мне, судя по вмиг выцветшему лицу стражника, и десятой части от ярости не досталось, но – столько лет в страже! Такое не пропьешь! Ночью встанешь начальству доложить…
Так и вышло.
– Ваша светлость, разрешите сообщить! Во время патрулирования моим десятком был обнаружен смертельно раненный виконт Леклер. К лекарке мы принесли его, чтобы выяснить, кто посмел…
– И как – выяснили?
Голос Палача стал обманчиво мягким, почти шелковым:
– Никак нет, ваша светлость. Выясним, как только виконт в себя придет…
– Когда?
– Дня через три…
Рамон Моринар сплюнул, выругался так, что захотелось зажать уши, а потом развернулся ко мне:
– Знаешь, Вета, меня бы устроило больше, если бы рассказал, кто его убил, и сдох. А ты что устроила? В благородство поиграть захотелось?!
Меня словно молнией ударило.
– Вон отсюда!
Моих сил хватило, чтобы приподняться на кровати, но тут взял свое чернокопытник. Закружилась голова, замелькали противные черные мошки…
– Дура…
Тонкие сильные пальцы легли мне на виски.
– На, бери…
Я и не знала, что Палач так умеет. Делиться силой.
Судя по всему, он себя вообще не контролировал, и сила лилась в меня мощным потоком огня. Ревела, бушевала, требовала ответа – откройся, прими… Огонь не признает компромиссов, он горит до конца.
А жизнь… Жизнь принимает все – и огонь, и воду, и даже смерть. На то и жизнь. И постепенно начал стихать поток, а я смогла выпрямиться на кровати. Не важно, что держалась я при этом за мужские запястья и мы с Палачом находились на неприятно близком расстоянии, чуть ли не нос к носу. |