Но несомненно, что в глубине души
он должен был трепетать.
Поздно вечером по лагерю пронеслась весть, что Баллантрэ заболел, и
наутро он первым долгом позвал к себе Хэйсти и в большой тревоге спросил
его, не разбирается ли тот в медицине. Баллантрэ попал в точку, потому что
как раз медицина была излюбленным коньком этого непризнанного доктора
богословия. Польщенный в своем тщеславии, Хэйсти осмотрел его и,
невежественный и одновременно недоверчивый, не мог решить: в самом ли деле
он болен или притворяется? Вернувшись к остальным, он сказал то, что в обоих
случаях могло пойти на пользу ему самому, заявив во всеуслышание, что
больной на пороге смерти.
-- Но как бы то ни было, -- заключил он свое сообщение отвратительной
божбой, -- пусть хоть подохнет по дороге, а сегодня же он должен провести
нас к сокровищу!
Однако в лагере нашлись такие (и Маунтен был в их числе), которых
возмутила эта жестокость. Они спокойно были бы свидетелями его убийства и
даже сами застрелили бы его без малейшего проблеска жалости, но их,
казалось, тронула его отважная борьба и бесспорное поражение, понесенное им
накануне вечером. Может быть, в этом сказывалось нараставшее противодействие
новому вожаку; во всяком случае, они объявили, что, если Баллантрэ
действительно болен, нужно дать ему отсрочку на день наперекор Хэйсти.
Наутро больному стало явно хуже, и сам Хэйсти проявил нечто вроде
заботы, настолько даже мнимое его врачевание пробудило в нем человеческие
чувства. На третий день Баллантрэ вызвал к себе в палатку Маунтена и Хэйсти,
объявил им, что умирает, дал им подробные указания о тайнике и просил их
немедленно отправляться на поиски. Чтобы они могли убедиться, что он не
обманывает их, и чтобы (если им сразу не удастся найти клад) он еще успел
исправить их ошибку.
Но тут возникло затруднение, на которое он, конечно, и рассчитывал. Ни
один из них не доверял другому, ни один не соглашался отстать от других. С
другой стороны, хотя Баллантрэ, казалось, был при смерти, говорить мог
только полушепотом и почти все время лежал в забытьи, все же это могла быть
мнимая болезнь, и если бы все отправились за сокровищем, это могло бы
обернуться пустой затеей, а пташка без них упорхнула бы. Поэтому они решили
не покидать лагеря, ссылаясь при этом на заботу о больном. И в самом деле,
настолько запутаны бывают человеческие побуждения, что некоторые были
искренне (хотя и неглубоко) тронуты смертельной болезнью человека, которого
они сами бессердечно обрекли на смерть. Среди дня Хэйсти был вызван к
больному, чтобы прочитать отходную, что (как это ни неправдоподобно) он
выполнил с великим усердием. А в восемь вечера завывания Секундры
возвестили, что все кончено. Часов в десять индус при свете воткнутого в
землю факела уже трудился, копая могилу. |