Но во всем этом была какая-то странная… призрачность? Пустота? Хэверс не мог точно сказать. Он лишь знал, что у него в разуме стоит какая-то блокировка, не позволяющая ему заглянуть в прошлое и даже захотеть туда заглянуть. Он понимал, что это неправильно, и это не давало ему покоя.
Работа психологов над Хэверсом не была идеальной. По какой-то причине, его сознание оказалось устроено сложнее, чем все остальное, над чем когда-либо трудились эксперты. Никому из людей с возможностями Лидера не требовались такие изменения, пока не появился Хэверс. В целом, ученые добились успеха. Теперь Хэверс искренне верил в правоту кромвеллиан, в их цели и свод правил. Верил, потому что длинная цепь, соединяющихся друг с другом псевдо событий, осторожно имплантированных в сознание Хэверса, привела его к тому, чтобы он встал на сторону Лидеров.
Но в его разуме остались места, которые ученые не заполнили. Остались глубины, куда они не смогли забраться. И вакуум в этих пустотах стремился заполниться сам, поэтому посылал маленькие водовороты безымянного недовольства на поверхность сознания Хэверса.
Одну из таких пустот оставила Джорджина.
Этим вечером, приводя лабораторию в порядок, он нашел идентификационный диск Даниэллы Вон. Диск лежал под ее креслом, к нему вела порвавшаяся цепочка. Хэверс поднял диск и посмотрел на ровные, загадочные символы, мало что рассказывающие о Даниэлле. Ну, медальон понадобится ей уже утром. Хэверсу лучше его вернуть.
Возможно, пройдет еще тысяча лет, прежде чем люди начнут полностью понимать, насколько сложен человеческий мозг. Пока Хэверс стоял перед дверью в апартаменты Даниэллы, в его голове тек странный поток мыслей. Он даже не мог найти его источник, а серьезные ученые, создавшие искусственные шаблоны мышления, тоже не смогли ничего понять, когда оставили эти пустые места… но нынче вечером Хэверс был подсознательно готов к тому, что его ждало.
Прохладный ночной ветер бесшумно дул через приоткрытую дверь. Хэверс услышал внутри тихие шаги.
Он позвонил в звонок.
– Это ты, Мега? – отозвался приятный, бесстрастный голос Даниэллы. – Заходи. Я давно тебя жду.
Март подчинился прежде, чем понял, что она говорит не ему.
Комната была просторной, а потолок – высоким, на полу лежали синие ковры, из освещения был включен лишь ночник в дальнем углу, выполненный в форме стильно украшенной цветущей лозы. На низком столике рядом с креслом лежали книги, а рядом с ними расположились знакомые очки для чтения. Тщеславие контактных линз было не для Даниэллы.
Секунду Хэверс не мог ее найти. Затем приятный голос раздался снова, и Хэверс повернулся к большим окнам, через которые пробивался лунный свет и яркий блеск Чикаго, подобного гигантскому футляру с бриллиантами, уходящему в усеянные звездами небеса и смешивающему свои звезды с теми, что находятся в космосе.
Чикаго? Хэверс на секунду растерялся. Это же должен был быть другой город. Рено? Нет, точно не Рено. Он же никогда не видел Рено, в этом сомнений нет. Он обыскал все доступные закоулки памяти и не нашел ответа.
– Мега? – донесся с балкона голос Даниэллы. – Кто там?
Затем она сама вышла через открытую стеклянную дверь, остановилась, уставившись на Хэверса, и тот на мгновение потерял дар речи.
Если бы не этот приятный тихий голос, он бы никогда ее не узнал. Голубые и пастельные тона комнаты могли подсказать ему, что тут жила блондинка, и то, что в своих квартирах даже Лидеры-женщины могут творить что угодно.
Но слово «блондинка» никак не могло описать Даниэллу Вон. Ее изящная и ускользающая красота поразила Хэверса. Волосы Даниэллы, весь день собранные под строгой лабораторной кепкой, теперь перетекали гладким потоком через одно плечо, словно расплавленный белый металл, и доходили почти до талии. Она приподняла густые волосы и заправила их обеими руками за уши, как вдруг узнала Хэверса. |