У Яна, слава богу, хватило ума не делать заподляны в виде сахара-песка в карбюраторе, на что он был вполне способен при его отношении к предателям. А я в его глазах как раз и выглядел предателем, так что сахар-песок — не шутка. Скорее всего, Литовца остановило соображение, что через сутки рулевым этой «Волги» станет он сам.

В общем, я довольно спокойно выехал за ворота, сохраняя на лице все то же каменное, как у роденовского Мыслителя, выражение лица и провожаемый тишиной, которая грохотала сама в себе нецензурщиной. Вчерашние друзья теперь напутствовали меня взглядами, под ударами которых в течение пяти минут рассыпались бы все египетские пирамиды. И сфинкс за компанию.

А вот я не рассыпался. Даже не потрескался. Я покинул гараж если и не в хорошем настроении, то уж, во всяком случае, более обнадеживающем, чем вчера. Потому что мне предстояла Охота. А я человек азартный. Начну играть в рулетку — и буду играть до тех пор, пока последние трусы покойного дяди не проиграю. Либо крупье не свихнется. Либо сама рулетка у основания не обломается. Вот какой я азартный! Так что дичи, которую я сегодня должен начать ловить на манка, можно было не завидовать. Хотя бы потому, что приманкой был я сам.

По большому счету, решение стоящей передо мной задачи вычислялось несложно. Действие первое: кто-то садится в салон к Четырехглазому и бьет его чем-то по голове. Действие второе: кто-то проделывает то же самое с Яном, и тоже в салоне. Не важно, кто. Не важно, чем. Важно — когда. Ночью. Это и есть ответ на первый вопрос моей контрольной.

Они работают ночью. Садятся в пойманное такси — и работают. Тому, над кем они работают, потом становится плохо. Но я не переживал. Под мышкой у меня висела маленькая-маленькая кобура с «Браунингом» внутри. Пистолет я раздобыл по случаю, когда меня вот так же, посреди ночи, хотел раскулачить безусый юнец с кавказским акцентом. Акцент я ему слегка попортил монтировкой, а пистолет отобрал: все-таки не игрушка, чтобы дети им баловались.

Хотя, конечно, это еще как сказать. Калибр 6.35, шесть зарядов. Малютка. Фактически, все же игрушка. Метров с десяти из него уже фиг попадешь, а с двадцати пяти, даже попав, — фиг убьешь. Но мне это и не требовалось. Я сидел не за штурвалом авиалайнера. В салон моей старушки-«Волги» при всем желании нельзя было вместить десять метров. Тем более — двадцать пять. Да и, откровенно говоря, я рассчитывал на «Браунинг» скорее как на психологическую поддержку. Ян же сказал, что ребята попытались обработать его голыми руками. И я не видел причин, чтобы они меняли стиль работы. В таком случае у меня, вооруженного, появится столько преимуществ перед ними, безоружными, сколько имеет удав перед кроликом. Даже больше.

Я не вертел головой, разъезжая по городу. Я давно уже вышел из того возраста, когда наивно веришь, что те, с кем ищут встречи, попадаются на первом же углу. На самом деле — я в этом убедился — зверь на ловца бежит крайне редко. А чтобы вот так, сразу — это вообще нужно иметь дикое везение.

Относительно своей счастливой звезды я никаких иллюзий не питал. Звезда как звезда. Счастливая, но не очень. Обычная такая. Хотя некоторые мне и завидовали. И я просто решил, что надо быть готовым ко всякому, а пока еще это «всякое» не случилось — работать, как обычно.

Зато как-то сразу стало заметно, что в большом ночном городе я не единственный охотник. Далеко не единственный. На углу Ботанического сада и Большой Варяжской кучковались проститутки. Дешевенькие шлюшки, однако тоже охотницы. Где-то в районе улицы имени юбилея ВЛКСМ два комсомольца взламывали гараж. При моем появлении они прыснули в разные стороны и растворились в темноте. Этим охотникам не повезло.

Впрочем, хищники в ночном городе — не редкость. Когда же им еще и выходить-то, как не в темное время суток? Потому что днем по этим самым улицам снуют обычные граждане, таскают с собой за ручку сынишек и дочурок, при которых охотиться как-то неприлично.