И в самом деле, что же ему действительно интересно?
Колька вдруг с ужасом осознал: все эти метания – просто потому, что Оля неуклонно взрослеет, а он, здоровый лоб, способный, что называется, на одну ладошку ее посадить, а другой прихлопнуть, так и остался… кем? Неужели просто малолетним уркой на условном сроке?
Остаток пути до Олиного дома они проделали в полном молчании.
Уже прощаясь, Николай все-таки справился с собой:
– Да, ты права, а я нет. Пойдем завтра с тобой вместе, я попробую еще раз.
– Коленька, ты себе не представляешь, как я рада, – серьезно призналась Оля. – Это настоящий мужской поступок!
Увы, как это часто бывает, все случилось не так как надо.
…Назавтра, когда Ольга и Николай добрались до тира, занятия уже начались. Однако Герман Иосифович, который обычно не спускал ни малейшей расхлябанности, на этот раз был в таком приподнятом настроении, что и не заметил опоздания.
Махнув рукой – садитесь, мол, не мешайте, – он продолжал воодушевленно демонстрировать секции какую-то удивительную штуку. Пистолет не пистолет, а нечто странноватое, с длинным стволом и какой-то массивной горкой вместо мушки. Он только что разобрал его и собрал, называя по именам детали, любовно, как собственных детей или родственников. Увлекшись, он говорил все быстрее и быстрее, и заикался все заметнее, и вот уже слова превращались в сплошную кипящую кашу. Из нее горячими брызгами вылетали фразы: «просто невероятные возможности!», «не менее двадцати пяти метров!», «…регулировка положения прицельной линии по горизонтали целиком и вертикали мушкой…», «дульный компенсатор плюс грузики для балансировки!», «сто одиннадцать градусов наклон ручки!»
– Он сейчас захлебнется, – шепнул Коля, – собственными слюнями.
Оля толкнула его в бок. Возможно, Вакарчук услышал это замечание, потому что немедленно замедлил поток речи и принялся говорить, своеобычно четко выговаривая слова:
– Ну а самое главное: в качестве боеприпасов применяются длинные патроны пять и шесть миллиметров, кольцевого воспламенения, и это существенно понижает отдачу… позволяет при обучении не заучивать свои ошибки, – он быстро, незаметно для окружающих и заметно для Коли, глянул в его сторону, – воспринятые при выстреле, что при переделках из боевого оружия невозможно в принципе. Обращает на себя внимание и мягкий, отзывчивый спуск…
«Когда же он заткнется уже», – думал Коля, отчаянно скучая. Оля, напротив, ловила каждое слово, и даже пальцы у нее сжимались и разжимались, как бы от предвкушения.
– Смотрите, какие маленькие патроны! – показал Герман Иосифович. В самом деле, крохотульки мизерные.
– Да, не более двух с половиной граммов. Однако – и я сам пробовал – с двадцати метров прошивает доску-сороковку, по документации опасный излет до километра… Великолепная вещь! Ну, я понимаю, что пора заканчивать теоретическую часть. Пожарский, прошу вас.
– А? – проснулся Колька. – Я? Ах да, сейчас.
Пистолет, который передал ему физрук, был не похож на те, что Колька видел ранее. Он и на оружие-то мало походил – какой-то кастет с дулом. Ну, кастет не кастет, но штука со стволом, у которой вместо рукоятки была чурка с узкой щелью, и туда надо было впихивать руку. Как будто ты не брал пистолет, а надевал его на руку, превращая конечность в стреляющее устройство. И рукоять эта охватывала, облегала кисть со всех сторон.
– Осторожно, Николай, у него очень мягкий спуск, – предупредил Вакарчук, с опаской отпуская Колькину руку, – всего два грамма усилие. |