— Как же ты выжил? — развел Данут руками. — Это ж, уму непостижимо!

— А я льдом любовался, — ответил Буч. Отыскав на куриной ножке немного мяса, с удовольствием принялся его отгрызать.

— Любовался льдом? — растерянно вымолвил Данут, сам выросший среди льда. Ну, не то, чтобы на берегах моря Вотрон круглый год был лед, но с октября по апрель — точно. Лёд — он лед и есть, что на него любоваться?

— Любовался, — подтвердил старый орк. Грустно осмотрев ножку и, не найдя ничего достойного, кинул обгрызенную кость в костер. Посмотрев на Данута, усмехнулся:

— Наши бараки сверху были, а работать каждое утро в ледяные тоннели водили. Так вот, пока шел, я на ледники смотрел. Там ледники — как хрустальные дворцы, а неподалеку — замерзшие водопады! Представляешь? Когда-то вода текла с горных отрогов, а тут вдруг замерзла! Ледяной водопад спускается в ледяное озеро! Ты даже не представляешь, как это красиво! А снег на вершинах? Такой нежный, пушистый. Такого чуда я никогда не встречал.

— М-да… — протянул Данут. Чего-чего, а подобных откровений от старого воина он не ожидал. Скажи кому, что старый Буч любовался льдом — не поверят.

— Я, как мы с каторги убегали, оглянулся в последний раз, понял, что красота меня и спасла. Пока ты в неволе, нужно чем-то голову занимать. Если ты лишь о свободе думаешь, можешь ошибку сделать. Бывало, народ так на волю рвался, что на охрану бросался, или на изгороди, которые маги зачаровывали. Наткнешься на нее, сам в лед превратишься. Хуже, если ты себя жалеть начинаешь. От жалости к самому себе недалеко от отчаяния, а отчаянье — первый шаг к смерти. Поэтому, коли тебя в тюрьму посадят — тьфу, тьфу, ты думай, как на волю выйти, и чем еще свое время занять.

— А как ты с каторги убежал? — заинтересовался Данут. — Разве тебя не выкупили, или не обменяли?

— Ну, скажешь тоже! — усмехнулся Буч. — Выкупали и выменивали лишь фолков да гоблинов. Как сейчас помню — фолка оценивали в двадцать векшей. На каторге все расы были — и фолки, и мы, и гномы, даже один гоблин. Его семья выкупить хотела, но за него цену заломили — тысячу векшей! По тем временам — несусветные деньги. А мы, да гворны, никогда никого не выкупали и не выменивали. Я бы сам себе горло порвал, если бы мне такое предложили. Мы с друзьями побег пять лет готовили — оружие припасали, еду. Гворны, они ж очень рукастые, что хочешь сделают. Кирки да лопаты охрана каждый день проверяла, а гномы из кусочков руды ключи сотворили, кандалы поснимали. А кандалами, ими можно как боевым цепом работать! Смотрели — как у фолков посты устроены, сколько охраны. Ну, а потом, как водится — взбунтовались, кандалы сняли, охрану перерезали. Восстало нас около тысячи — половину охрана перебила. Потом, конечно же, нас ловили. В общем, двадцать осталось, кто спасся. Как сейчас помню — осталось пять фолков, да десять орков, четыре гнома и гоблин — тот самый, за которого тысячу просили. А кто до сегодняшнего дня дожил, не ведаю. Да, а тот гоблин, он нам всем сильно помог. Он не кайлом махал, а учетчиком был, нормы записывал. Нам казалось, такая сволочь, всегда все правильно взвешивал, никогда послабления не делал, а он умудрился два боевых топора украсть, да еще и половину свиной туши где-то нашел. Если б не эта туша, мы бы с голоду умерли, или бы друг дружку жрать стали! У гоблина этого, друг был, из фолков. Он тоже спасся. Забавно, раньше никто не слышал, чтобы гоблины с кем-то дружили, а вот, поди же ты.

Услышав о дружбе гоблина и фолка, Данут слегка напрягся.