– Пропали мы с тобой, Журема! – отчаянно всхлипнул Карлик.

Да, подумала она, нас убьют. Потом вскочила, схватила Карлика за руку и бросилась бежать, понукая его, вверх по склону, в самую чащобу. Очень скоро поняла, что сил больше нет, и только воспоминание о солдате, набросившемся на нее утром, подхлестнуло Журему: она снова побежала, время от времени переходя на шаг. С жалостью думала она, как, наверно, трудно приходится Карлику с его коротенькими ножками – но не ропщет, бежит, крепко вцепившись в нее. Уже начинало смеркаться, когда они остановились на противоположном склоне холма, на гладкой и ровной площадке, увитой ползучей растительностью. Шум битвы отдалился. Журема припала к земле, вслепую нашарила и выдернула пучок травы и стала медленно жевать ее, пока рот не наполнился кисловатым соком. Потом сплюнула, запихнула в рот новую пригоршню, – теперь пить хотелось уже не так сильно, она обманула жажду. Карлик, мешком свалившись наземь, тоже жевал траву. «Мы бежали несколько часов», – шепнул он, но Журема не услышала его, подумав, что и у него нет сил говорить. Она нащупала его руку и почувство-И.1Ч I в отпет его благодарное пожатие. Так они и сидели, переполи дух, высасывая сок из травы, сплевы-ная. Над редкими оголенными ветвями вспыхнули первые звезды, и только тогда Журема вспомнила о Руфино и Галле. Стервятники уже выклевали им глаза, муравьи и ящерицы облепили тронутые тленом тела, в обнимку лежащие в нескольких шагах от нее. Она никогда не увидит их больше-даже трупов не увидит. По щекам у нее покатились слезы. Но тут совсем рядом послышались голоса: она протянула руку, стиснула дрожащие пальцы Карлика-кто-то налетел на него в темноте, споткнулся. Карлик взвыл, как будто его полоснули ножом.

– Не стреляйте! Не стреляйте! – завопил кто-то. – Я падре Жоакин, священник из Кумбе! Я свой, не убивайте меня!

– Здесь женщина и карлик, падре, – ответила Журема, не шевелясь. – Мы тоже свои, мирные жители.

На этот раз голос не изменил ей.

Когда грянул первый залп, Антонио Виланова после секундного замешательства кинулся к Наставнику, чтобы прикрыть его своим телом. Одновременно рванулись к святому Жоан Апостол и Жоан Большой, Блажен-ненький и Жоакин Макамбира, Онорио Виланова: схватившись за руки, они окружили его, пытаясь по звуку угадать, куда упадет снаряд. Он разорвался на улице святого Киприана, где жили знахари, травницы, костоправы– они умели отводить порчу жеваной журе-мой и манакой, вправлять вывихи, лечить переломы, собирать раненых чуть не по кусочкам. Сколько домиков взлетело на воздух? «Пойдемте к Храму», – сказал Наставник, выведя своих спутников из столбняка. Не разжимая сплетенных рук, они двинулись по Кампо-Гранде. Жоан Апостол крикнул, чтобы гасили факелы и плошки, пушкари Сатаны бьют на свет. Это приказание было подхвачено, передано дальше и тотчас исполнено: покуда Наставник шел по улицам Святого Духа, Святого Августина, Святого Креста, Пап, Марии Магдалины-эти крошечные переулки разбегались в разные стороны от Кампо-Гранде, ветвясь и переплетаясь, – лачуги погружались во мрак. Возле улицы Мучеников Антонио Виланова услышал, как начальник Католической стражи сказал Жоану Апостолу: «Мы справимся без тебя, доведем Наставника в целости и сохранности, а тебя ждет битва», но бывший кангасейро никуда не ушел. Тут снова разорвался снаряд, вспышка осветила город, и «избранные» невольно разжали руки, увидев обломки стен и черепицы, останки людей и животных, изуродованных взрывом, – все это, крутясь в воздухе, медленно оседало наземь. На этот раз снаряд разорвался то ли на улице Святой Инессы, где жили садоводы, то ли в облюбованном неграми, мулатами и кафузами соседнем квартале, носившем название Мокамбо.