Но многим отчаяние придавало мужества, и они благополучно переправились и добрались до лагеря.
А у победителей почти не было сил радоваться своей победе. Да и самая победа стоила им слишком дорого; вражеское оружие и в особенности лютый холод этого дня погубили массу людей, вьючных животных и почти всех слонов. Разойдясь по своим палаткам и стараясь отогреться, карфагеняне словно забыли о противнике, и ночью, когда римляне – лагерная стража, не участвовавшая в битве, и уцелевшие беглецы – возвратились к Требии и переплывали ее на плотах, никто не попытался их остановить. Может быть, и правда за шумом дождя ничего не было слышно, но, скорее, карфагеняне, до крайности измученные стужей, усталостью и ранами, предпочли сделать вид, будто ничего не слышат.
Так или иначе, но консул Корнелий Сципион беспрепятственно увел остаток своих людей в Плацентию, а оттуда – в Кремону: он не хотел, чтобы два консульских войска стали на зимние квартиры вместе, обременив непосильными расходами один город.
Известие о разгроме при Требии повергло Рим в неописуемое смятение. Ганнибала ждали с минуты на минуту под стенами столицы, но вместо Ганнибала появился… консул Семпроний. Настала пора консульских выборов, и Семпро-ний, каждую минуту рискуя жизнью, пустился к югу по равнине, усеянной вражескими конниками. Только слепая удача помогла ему прибыть в Рим живым и невредимым, потому что ни обмануть неприятеля, ни ускользнуть от него на случай погони, ни вырваться силою нечего было и думать. Народ избрал в консулы Гнея Сервйлия и Гая Фламйния, и, как только выборы закончились, Семпроний вернулся к своим – на зимние квартиры в Плацентою.
То была тяжелая для римлян зима. Повсюду окрест Плацентии и Кремоны рыскали нумидийские и испанские всадники, перехватывая гонцов и обозы с продовольствием и кормом для лошадей. Открытым оставался только путь по реке Паду, но Ганнибал задумал перерезать и его, захватив укрепленную пристань невдалеке от Плацентии. Дело кончилось, однако же, неудачей, и сам Ганнибал был ранен. Не успела рана зажить, как он двинулся к другой крепости, где у римлян были хлебные склады. В этой крепости с началом войны нашли убежище соседние крестьяне. Их было очень много, и они решили встретить Ганнибала с оружием в руках. Вооружившись чем ни попадя, они нестройной толпой высыпали навстречу пунийцам и, конечно, после первой же стычки позорно бежали. На другой день защитники крепости добровольно открыли ворота, и тем не менее Ганнибал предал городок самому жестокому и кровавому грабежу – точно взял его приступом.
С первыми признаками весны Ганнибал снялся с зимних квартир и выступил в землю этрусков, чтобы склонить на свою сторону и этот народ. Но он поторопился: зима еще не кончилась, и когда карфагеняне подошли к Апеннинам и начали подъем, грянула такая буря, что переход через Альпы вдруг показался им увеселительною прогулкой. Ветер хлестал в лицо с немыслимою яростью, сшибал с ног, перехватывал дыхание, стискивал грудь. Воины остановились, побросав оружие, чтобы прикрыть руками щеки, глаза, лоб, потом повернулись к ветру спиною и присели на корточки. И тут заревел гром, засверкали молнии и хлынул ливень. От страха все замерли, словно остолбенели, когда же немного опомнились, то сообразили, что надо немедленно, не сходя с места, разбивать лагерь. Но ни натянуть полотнища, ни хотя бы укрепить столбы не было ни малейшей возможности, а те несколько палаток, которые – каким-то чудом! – все же удалось поставить, ветер мгновенно сорвал и изодрал в клочья. Дождь прекратился, зато повалил град вперемешку со снегом, и карфагеняне в полном отчаянии попадали на землю и прикрылись палатками. Вскоре ударил страшный мороз; он сковал эти бесформенные груды тел, так что никто не мог разогнуть окоченевшие суставы и подняться. Наконец самые крепкие и выносливые все-таки поднялись, развели костры и оказали помощь тем, кто больше других ослабел и пал духом. |