|
Я только хочу помешать ребенку родиться». Пабло снова принялся играть в кубики, о Матье он уже забыл. Матье протянул руку, коснулся пальцем стола и удивленно повторил про себя: «Помешать родиться...» Как будто где-то был готовый ребенок, ждущий своего часа, чтобы выпрыгнуть по другую сторону декораций в эту пьесу жизни, под солнце, а Матье загораживает ему проход. И, действительно, почти так и было: существовал совсем маленький человечек, задумчивый и тщедушный, капризный и болезненный, с белой кожей, с большими ушами, с родинками, с горсточкой отличительных примет, какие заносят в паспорт, человечек, который никогда не будет бегать по улицам – одной ногой по тротуару, а другой в сточной канавке; у него были глаза, пара зеленых глаз, как у Матье, или черных, как у Марсель, и они никогда не увидят ни сине-зеленых зимних небес, ни моря, ни единого лица; у него были руки, которые никогда не коснутся ни снега, ни женской плоти, ни коры дерева; был образ мира, кровавый, светлый, угрюмый, полный увлечений, мрачный, полный надежд, образ, населенный садами и домами, ласковыми девушками и ужасными насекомыми, образ, который разрушат проколом спицы, точно воздушный шарик в Луврском парке.
– Вот и я, – сказала Сара, – простите, что заставила вас ждать. Матье поднял голову и почувствовал облегчение: она склонилась над перилами, тяжелая и уродливая; то была зрелая женщина, со старой плотью, которая, казалось, вышла из солености и никогда не была рождена. Сара ему улыбнулась и быстро спустилась по лестнице, кимоно развевалось вокруг коротеньких ног. – Ну что? Что случилось? – жадно спросила она. Большие тусклые глаза настойчиво рассматривали его. Он отвернулся и сухо сказал: – Марсель беременна. – Вот как! Вид у Сары был скорее обрадованный. Она застенчиво начала: – Итак... вы скоро... – Нет, нет, – живо перебил ее Матье, – мы не хотим детей. – А! Да, – сказала она, – понимаю. Она опустила голову и умолкла. Матье не смог вынести эту печаль, которая не была даже упреком. – Помнится, и с вами такое когда-то случалось. Гомес мне говорил, – грубовато возразил он ее мыслям. – Да. Когда-то... И вдруг она подняла глаза и порывисто добавила: – Знаете, это пустяк, если не упустишь время. Она запрещала себе осуждать его, она отбросила осуждение и упреки, у нее было только одно желание – утешить. – Это пустяк... Он попытался улыбнуться, посмотреть в будущее с надеждой. Теперь по этой крошечной и тайной смерти будет носить траур только она. – Послушайте, Сара, – сказал Матье раздраженно, – попытайтесь меня понять. Я не хочу жениться. И это не из эгоизма: по-моему, брак... Он остановился: Сара была замужем, она вышла за Гомеса пять лет назад. Немного погодя он добавил: – К тому же Марсель тоже не хочет ребенка. – Она что, не любит детей? – Они ее не интересуют. Сара казалась озадаченной. – Да, – проговорила она, – да... Тогда действительно... Она взяла его за руки. – Мой бедный Матье, как вы должны быть огорчены! Я хотела бы вам помочь. – Именно об этом и речь, – сказал Матье. – Когда у вас были... эти затруднения, вы к кому-то обращались, кажется, к какому-то русскому. – Да, – сказала Сара и переменилась в лице. – Это было ужасно. – Да? – спросил Матье дрогнувшим голосом. – А что... это очень больно? – Нет, не очень, но... – жалобно сказала она. – Я думала о маленьком. Знаете, так хотел Гомес. А в то время, когда он чего-то хотел... Но это был ужас, я никогда... Сейчас он мог бы умолять меня на коленях, но я бы этого снова не сделала. Она растерянно посмотрела на Матье. |
