Другая рука покоилась на коленях, ладонью вверх. На раскрытой ладони находились две человеческие обнаженные фигурки. Адам и Ева?
Голову венчал огненный нимб, а лик был суровым, алого цвета. Это изображение было меньше первого, но располагалось симметрично с ним. Овал, в который оно было вписано, был темнее и окружен языками пламени. Над нимбом была выткана буква альфа, символ начала и творчества.
Один персонаж, меньшего размера, чем другие, выделялся в правой части ковра. Это тоже был Иисус Христос, в длинных одеждах. Его руки были раскинуты, как на распятии, но самого распятия не было. Там же неподалеку были изображены дикие животные, крестьяне за работой, торговцы, а в верхней части — монахи. Все было выполнено в одинаково необычном стиле, примитивном, но чрезвычайно выразительном.
Слева от подковы можно было разглядеть животное, похожее на дракона, с рогами и семью глазами, которое душило своим длинным хвостом человека. Может, это был Антихрист? Над монстром — фигура дьявола с рогами и козлиными ушами, с длинными когтями на руках и ногах. Дьявол был почти черного цвета и сжимал в руке маленького человека. Казалось, своим раздвоенным языком он облизывает его.
Морские чудища, сражающиеся войска, города в огне, мужчины и женщины, горящие на кострах, довершали собой картину в левой части полотна. Хайме был очарован красотой и жизненностью изображения.
В этот момент из-за занавесей появился Петер Дюбуа и встал с противоположной части стола. Карен и Кеплер расположились по обе стороны от Хайме. Все были одинаково одеты в белые туники.
Без лишних слов Петер Дюбуа начал декламировать громким голосом:
— Кто желает быть посвященным во второй ранг нашей веры?
— Хайме Беренгер, — ответила Карен более тихим голосом.
— Кто станет его крестными родителями в этом духовном крещении?
— Карен Янсен, — произнесла Карен.
— Кевин Кеплер, — сказал за ней Кеплер.
— Карен и Кевин, готов ли посвящаемый к духовному крещению?
— Да, Добрый Человек, — ответили оба.
— Обещаете ли вы впредь направлять его в сомнениях и духовных поисках?
— Да, — повторили они одновременно.
— Хайме Беренгер, желаешь ли ты войти в нашу группу?
— Да, я этого желаю.
— Обещаешь ли ты хранить в тайне все, что увидишь и услышишь, а также не раскрывать никому имен людей, с которыми познакомишься?
— Да, обещаю.
— Обещаешь ли ты поддерживать организацию в ее деле, помогать твоим братьям и подчиняться тому, кто будет назначен твоим лидером?
— Пока это подчинение разумно, обещаю.
— Знаешь ли ты, какие тяжкие последствия ждут тебя в случае нарушения данного обещания? Ты их осознаешь и принимаешь?
— Да, я их принимаю.
— Готов ли ты подвергнуться обряду катарского крещения, зная, что твое желание может быть отвергнуто?
Хайме заколебался, услышав об этом, но решил, что раздумывать уже поздно, и ответил:
— Да, готов.
— В таком случае, выпей содержимое этого кубка и не ставь его на стол, пока не опустошишь.
Хайме поднял золоченый кубок, и он показался ему слишком тяжелым. Напиток напоминал красное слабое вино, сильно приправленное специями, сладкое и терпкое. Он выпил напиток до последней капли.
— Сейчас давайте помолимся, чтобы милостивый Бог помог нам: тебе — пройти твой обряд инициации, а мне — правильно провести его, — мягко сказал Дюбуа.
— Отче наш, иже еси на небеси… — Дюбуа начал молитву, и остальные хором присоединились.
Взгляд Хайме снова, как магнит, притягивал необычный ковер. |