— Сейчас будет немного холодно, — предупредил Ойгонхарт, щеголявший в пижамных штанах (только в них).

И вдруг резко упал на колени, руками ударив об пол. От его пальцев по паркету во все стороны побежали узоры инея — неожиданно видеть такое у огненного дракона! Ледяные рисунки рванули на нас с Эдинброгом, взобрались по ногам и выше, и, не успела я испуганно вдохнуть, как снежинки уже набились мне в рот…

— Fare, wello, adeu! — пророкотал дракон, и я почувствовала, как что-то внутри меня порвалось…

Будто нить, натянутую прежде, вдруг перерезали острыми ножницами.

Черт! Нет! Только не это!

Я запаниковала, пытаясь сдвинуться с места и развернуться к Артуру — мне вдруг пришло в голову, что рвется не только наша фамильярья связь, но вообще наша связь, что все наши чувства были не более чем побочным эффектом от колдовства…

Но я не успела: дракон хлопнул в ладоши, и по всей спальне вдруг вспыхнуло ослепительно-красное пламя.

Возможно, я закричала: ибо кто хочет сгореть к чертовой бабушке? Точно не я!

А потом отрубилась.

Я очнулась все там же — в комнате дракона, на уютной кушеточке у окна.

Кушетка по стилю была рекамье — то есть без спинки, но с двумя боковушками, с покрытием из бархата и изящным лекалом черт.

Точнее, это в нашем мире такие кушетки называются рекамье — в честь знаменитой светской львицы XIX века, мадам Жюли Рекамье, хозяйки блестящего парижского салона.

Пожалуй, сейчас я могла напомнить ее тому, кто знаком с ее портретом под авторством Жака Давида: я тоже была одета в кремовое платье, а на лбу у меня была не повязка, но мокрое полотенце.

— Вы очень эмоциональны, госпожа землянка, — сказал дракон, увидев, что я очнулась.

Артур подал мне стакан воды и забрал полотенце:

— Все хорошо?

— Ну… Наверное. Не считая того, что мы чуть не сгорели нахрен!

— Это была иллюзия. Господин Ойгонхарт любит всякую… красоту, — сдержанно блеснул глазами Эдинброг.

Я вдруг заметила, что студент выглядит гораздо свежее, чем вчера. На щеках аж румянец проступил — да и синяки под глазами, появившиеся после Стылого Флигеля, вдруг пропали.

— Вся моя магия вернулась ко мне, Вилка, — пояснил он. — Та, что раньше была в тебе.

— Вот как, — я вздохнула. — Теперь я не смогу тебя поддержать в заклятьях?

Он кивнул.

— Деррржите, — Ойгонхарт протянул нам два одинаковых кристалла, похожих на столбики аметистов. — Хоть я и разорвал вашу связь, она не пропала совсем. Она хранится в этих камнях. Если однажды вы рррешите, что ее надо веррнуть — одновременно разломите кристаллы, и связь восстановится. Конечно, это произойдет только в том случае, если у господина Эдинброга не будет нового действующего фамильяра.

Я с интересом посмотрела на кристалл в своих руках. В нем была удобная дырочка — можно повесить на цепочку и носить на шее. Артур кивнул и убрал свой камень в карман.

— Вам будет безопаснее уехать из Форвана, господин Ойгонхарт, — сказал Артур дракону на прощанье. — Пока здесь Аманда ДэБасковиц — вам рискованно тут оставаться.

— Яйцо учит курицу? Какая прррелесть! — восхитился рыжий дракон. — Я живу больше трех тысяч лет, мальчик, и могу позаботиться о себе. К тому же, и Аманда в куррсе этого — она же была моей ученицей. Даже если она воткнет в эту грудь кинжал или меч-двуручник, — он самодовольно постучал себя по мощной грудине, — Мне ничего не будет.