Он слышал, как они царапают гранитную стену, как острые когти тщетно скребут непоколебимый утес. На мгновение он задумался над тем, как просто было бы сейчас перебить их всех, одного за другим, по мере того, как каждый вскарабкивается на вершину… И тут за край стены и впрямь ухватилась пара рук, а вслед за нею подтянулось и все тело, напряженное, по‑кошачьи гибкое. И момент нерешительности остался позади.

Белая как мел кожа, черные как ночь глаза. Волосы, больше похожие на свалявшуюся шерсть, сильный и жестокий рот, практически совершенно безгубый. Как и лицо, тело внешне сильно напоминало человеческое, но в то же время выглядело предельно инородным. «Вот оно, лицо моего предательства, – подумал он. – Вот что я наслал на свою страну». И его вновь скрутил приступ тошноты.

Тварь ухмыльнулась, в лунном свете блеснули острые зубы.

– Ты, должно быть, протектор. – Голос был тонок, пронзителен, речь извивалась, как змея. – Что, неужели без охраны? И без оружия?

– У нас уговор, – резко ответил он. Его сердце бешено билось. – Я свою часть выполнил. – Еще одна тварь взобралась на край утеса, уперевшись руками, перебросила тело вперед. Меч, который страшилище держало в зубах, был обагрен чем‑то жидким. Кровью конечно же. Человеческой кровью. Кровью его людей. – И мне обещали, что вы выполните свою.

Да и кто эти твари, собственно говоря, такие?

Ему ничего не ответили. На протектора просто смотрели, облизывая темным языком острые как бритвы зубы. Затем первая тварь перевела взгляд на дворец, и ее глаза сузились, словно она заметила чье‑то приближение.

Протектор посмотрел в ту же сторону. И в тот же миг его ударили сзади, ударили чем‑то твердым и острым, заставив опуститься на колени и скорчиться от боли. Он поднес руки к голове, оберегая ее от второго удара, и почувствовал липкую влагу на темени и в волосах.

– Насчет уговора нам крайне жаль, – прошипела тварь. – Но нам предстоит сделать здесь столь многое, а оставлять свидетелей… уж извини!

– Но мой народ! – выдохнул он. – Вы обещали. Они же ничего не знают!

Сквозь туман боли и крови он увидел: тварь трансформируется. Ее тщедушное тело на глазах набрало вес и стало гораздо выше. Бледная кожа потемнела. Черты, и поначалу почти человеческие, приняли еще более привычный вид, – и, всмотревшись в лицо твари, он узнал ее и содрогнулся от невыразимого ужаса. Протектор попробовал было закричать, чтобы успеть предупредить хоть кого‑нибудь – своих приближенных, своих воинов, да кого угодно… но еще один удар – еще более сильный – швырнул его наземь. И крик захлебнулся в крови и пыли. Кровь заливала ему теперь и глаза.

– Нам крайне жаль, – глумился над ним пришелец. Используя его  интонации. Его  голос. – Но на войне как на войне, сам понимаешь. Разумеется, протектор, ты выполнил свою часть. А что до твоего народа… – Пришелец хмыкнул, а когда заговорил вновь, то его тон показался протектору чудовищно знакомым: – К сожалению, нам придется его употребить. – Это был его  собственный голос. Это была его  собственная внешность. – К сожалению, нам придется употребить твоих людей до последнего человека.

«Я проиграл, Мира. Я проиграл нас всех. Да смилуется Господь над моей душой…»

И под хохот – под свой собственный хохот – он провалился в последнюю тьму.