Он вычеркнул любые упоминания об Аде из всех текстов, исключил из литургии. Но люди не дали ему добиться своего. Они вернули все упоминания на положенные места. Земные образы и представления слишком глубоко запечатлелись в их мозгах, а образ Страшного Суда оказался слишком притягательным для праведных. В конце концов он проиграл эту битву.
«И не только ее», – мысленно добавил Дэмьен.
– А он по‑прежнему верует в вашего Бога?
– Он утверждает, что, как и встарь, служит Святой Церкви. Правда, я не понимаю, как такое может быть. Мне кажется, он всего‑навсего не хочет окончательно отказаться от собственного творения, равно как и признать, что оно одержало над ним победу. Он тщеславен, Хессет, весьма тщеславен, а Святая Церковь стала его шедевром. И самолюбие не позволяет ему отказаться от Церкви, даже если она проклинает его всею своей мощью. Что является составной частью владеющего им безумия.
– А как насчет твоего собственного колдовства? Как оно вписывается в набросанную тобой общую картину?
И вновь он закрыл глаза.
«Ничего себе вопрос! Интересно, как ответил бы на него Тошида».
– Все, что я делаю, делается именем Господа, Его Силой и Его Мощью. Наша Церковь – Западная матриархия – считает, что Творения такого рода совместимы с верой. Другие, правда, придерживаются противоположного мнения. И потому…
«И потому объединение так и не состоялось. Потому что не нашлось места для компромисса. – И сама по себе эта мысль подействовала на него отрезвляюще. По спине Дэмьена пробежал тревожный холодок. – Я никогда и ничего не вытягивал из Фэа собственным именем или в собственных интересах. Но какое это будет иметь значение для здешних людей? Уловят ли они столь тонкое различие?»
– В общем, поживем – увидим, – прошептал он. И вновь посмотрел на чужой корабль. И вновь удивился стране, способной создавать такие корабли. И вере, подвигающей народ на такие свершения. Все это было удивительно. Удивительно… и пугающе.
– Знаешь что, – тихо проговорила Хессет. – Вам, людям, не позавидуешь.
«Вот именно, – подумал он. – Она ухватила самую суть».
Они заключали пари о том, какова окажется Мерсия, – насколько велика, насколько влиятельна в здешнем краю. Джон Хает грубо скопировал космическую карту Тарранта, прикрепил ее к двери в свою каюту с внешней стороны и положил рядом острый карандаш. Пассажирам и членам экипажа было предложено делать ставки – в размере десяти фарадейских долларов или их эквивалента – и регистрировать их у капитана. Теперь примитивная карта была испещрена двумя десятками человеческих инициалов. Большинство пари заключали относительно дальней стороны внутреннего моря: имеется ли там высокогорное озеро или, напротив, сливаются две полноводные реки? Спорили и о возможном местонахождении столицы, в которой регентствовал Тошида. Судить об этом при практически полном отсутствии информации было очень трудно. Дэмьен поискал подпись Раси и обнаружил ее в нескольких милях к югу от широкой дельты. Это показалось ему странноватым, но он достаточно хорошо знал штурмана, чтобы не сомневаться: ее догадка базируется на глубоком проникновении в рельеф береговой линии – как нынешний, так и предполагаемый в связи с подъемом воды во внутреннем море. Он даже решил рискнуть десятью долларами, поставив на ту же самую точку.
Передавая деньги капитану, он заметил:
– Меня удивляет, что вы решили этим заняться.
Рошка пожал плечами:
– Надо же людям хоть как‑то сбросить напряжение. А это, согласитесь, весьма безобидная забава. – И, пряча деньги в карман, добавил: – Когда подходишь к незнакомому берегу, люди, бывает, ведут себя и хуже. Гораздо хуже. |