|
А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой - как говорится, работа не волк, в лес не убежит, - выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна. - Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, - сказал я Леопольду. - Но, если допустить что Бог и Дьявол - разные проявления одной и той же вселенской сущности, то… Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю - как к человеку и христианину, - я не стану цитировать его ответ. В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была самим воплощением спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала. Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал. - Наконец-то! - Ну же, открывай! - поторопил меня Леопольд. - Это она, точно она. Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь. …Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб - окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю - её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком чулок, я совсем обалдел… Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней её. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире - красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства - они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слёзы восторга и вздохи восхищения, - но действительно красивой может быть только жизнь… Когда я немного пришёл в себя - ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, - мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку. Мы оба были очень взволнованы. То и дело мы встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я - в основном на её ножках. Невесть сколько времени так прошло - мне казалось, что целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла: - Не знаю даже, как вас благодарить… - Не за что, - пробормотал я, млея. - Мне даже было приятно… - Вот… - Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. - У меня было… - Что вы! - Я энергично замахал руками. - Я не могу… (Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времён. |
