— Расскажите мне о себе, Лена… о своей семье… доме.

Короткое молчание — и, не сводя глаз с серебристой глади озера меж высоких, уже сбросивших листья деревьев, она в немногих словах рассказала ему, что родилась на восточном побережье, в рыбацком городке Слизкэйле. Должно быть, ее предки — шведы много лет назад обосновались там… Отец, овдовевший, когда ей было семь лет, владел, в компании с другими рыбаками, судном, тралившим сельдь, и, следовательно, делил с ними все неудачи этого неблагодарного промысла. Год от года путина становилась хуже, и случалось, что судно приходило назад всего с несколькими десятками килограммов рыбы. Если бы не ферма, небольшая полоска земли на мысу, возвышающемся над Северным морем, им бы туго пришлось. В конце концов и она стала давать так мало доходов, что семья волей-неволей распалась. Когда отец умер, оба брата Лены отправились искать счастья на пшеничных полях Манитобы. Они настолько преуспели, что теперь владеют изрядным и весьма многообещающим участком земли в Канаде. Она же, еще до их отъезда, нашла вполне приличное место и тем самым избавила их от тревог и заботы о ней. В восемнадцать лет уехала в Эстбери — морской курорт на двадцать миль восточнее Уортли — и там стала работать в конторе отеля «Герб графства».

Когда Лена кончила свой рассказ, оба довольно долго молчали.

— Итак, вы одна из всей семьи остались здесь?

Лена кивнула.

— Вам не понравилось в Эстбери? — еще осведомился Пол.

— Почему же, понравилось.

— Но вы уехали?

— Да.

Опять наступила томительная пауза. Он чувствовал, что его собеседница могла бы сказать больше, куда больше, но не сказала.

— И тогда вы поселились у миссис Хэнли?

— Да. — Лена посмотрела на него своими широко раскрытыми глазами, и он понял, какую глубокую признательность питает она к этой женщине. — Вы не можете себе представить, как она была добра ко мне.

— Миссис Хэнли сдает комнаты?

— Собственно говоря, нет. Но мне она уступила две комнаты наверху. Не муж часто уходит в плавание — он старший механик на танкере.

Пол удивился, что работе в администрации большого отеля она предпочла бесперспективную службу в дешевом кафетерии. Но это в конце концов ее дело. Глаза Лены смотрели по-прежнему открыто и прямо, но Пол почувствовал, что она как-то сникла, переменил разговор и повел ее к стеклянному домику, где на многоярусных стеллажах, отделенных друг от друга толстыми трубами парового отопления, в теплом, влажном воздухе цвело неисчислимое множество экзотических цветов.

Когда они осмотрели всю эту прекрасную коллекцию, Пол, у которого она вызвала разве что поверхностное любопытство, был поражен впечатлением, какое цветы произвели на его спутницу. Облачко печали, окутывавшее ее, наконец развеялось. Растроганная до глубины души, Лена неожиданно оживилась и высказывала на редкость тонкие суждения. Она заметила многое, начисто ускользнувшее от его внимания, и если и не знала чего-либо, то возмещала это догадливостью и здравым смыслом.

Восторг ее был неподделен и чужд экзальтации. Когда они стояли в дендрарии перед молодым апельсиновым деревцем, несущим плоды и цветы одновременно, она молча смотрела на него так задумчиво, с таким детским беззащитным восхищением, словно его благоухающая прелесть насквозь пронзила ей душу.